отношение. Наверное, она и впрямь особенная. Такая вот – несгибаемая и неподдающаяся! Как часто, особенно в ранней молодости, мысли о собственной исключительности кажутся нам единственно правильным ответом на все вопросы…
Разобравшись, как ей показалось, с самым важным вопросом, Маша задалась другим – где она, собственно, находится? Стоило оглянуться вокруг еще раз – и словно пелена с глаз упала: да ведь этот скверик в полквартале от ее дома! Именно в нем она с одноклассницами не раз «зависала» по дороге из школы. И как можно было сразу не понять?! Тем лучше – отсюда она и без денег доберется. Скорей бы домой!
Пребывание в родных стенах превратилось для Маши в пытку. От матери приходилось самым настоящим образом прятаться. О том, чтобы сказать ей правду и речи быть не могло, а врать – язык не поворачивался. Взглянув на маму – теперь совершенно другими глазами, Маша увидела, насколько та постарела и сдала за последнее время. О том, кто именно был тому виной, гадать не приходилось. Мучаясь от жгучего стыда, девушка отсиживалась в своей комнате, при вынужденном общении с мамой ограничиваясь самыми общими фразами, «съезжая» при этом на плохое самочувствие. Надо сказать, что при этом она не слишком-то и кривила душой. Не разобравшись сначала в причинах собственного постоянного недомогания, Маша грешила на последствия гипноза, нервный стресс и переохлаждение. Однако обычных симптомов простуды у нее как таковых как раз и не появилось. Зато постоянно кружилась и болела голова, накатывала волнами слабость, а настроение плясало сумасшедшей синусоидой – от жуткой депрессивной апатии к накатывавшим все чаще приступам агрессии, когда ей нестерпимо хотелось ломать и крушить все вокруг себя. Чуть погодя до Маши дошло – все дело в том, что квартира за время ее отсутствия была освящена! Поняла это она, когда приблизившись к одной из икон, которые теперь имелись дома во множестве, чуть не упала в обморок. Хорошенькие дела! Что же с ней сотворили?! Что же она сама сотворила с собой?!
Долго мучиться Маше не пришлось. На исходе второй ночи, проведенной под материнским кровом, девушку посетил сон. Открыв глаза, Маша сосредоточенно встала, надела ту самую одежду, в которой вернулась, и отправилась туда, куда звал ее полученный во сне приказ. Теперь она точно знала, кого и где ей искать…
…Автомат, содрогнувшись, выдал из себя последнюю порцию мутно-коричневой жижи и заунывно завыл – перетрудился, видать, бедняга. Этот гнусный звук вывел погрузившегося в воспоминания о Машином рассказе Алексея из ступора. Подхватив с лотка бумажные стаканчики, он двинулся вверх по лестнице.
Слава богу, нервы у Леши были крепкими… По законам жанра, переступив порог номера, он должен был бы как минимум выронить и так с трудом удерживаемые в одной руке горячие емкости с напитком, безнадежно изгадив недавно собственноручно стиранные джинсы и белые кроссовки. Как максимум – вообще впасть при этом в полный ступор и застыть столбом, не обращая внимания на обваренные «кофе» ноги.
В кресле Маши больше не было. Нет, микроскопические размеры гостиничной клетушки места для особенной интриги не оставляли – никуда девушка из нее не делась. Просто переместилась на постель, попутно избавившись от каких-либо предметов одежды вообще. Платье и некие невесомо-кружевные тряпочки валялись комком на том самом кресле, которое последний час занимала их хозяйка.
В стотысячный раз Леша поймал себя на том, что в нестандартных ситуациях в голову ему лезет непременно всякая чушь. Вот и сейчас почему-то вдруг подумалось: ну как женщины умудряются причесываться и при отсутствии расчески, а у него даже вечный «ежик» торчит поутру во все стороны? Маша и вправду привела свои волосы не в идеальный, конечно, но все-таки – в порядок. А еще – зачем-то намазала губы кричаще-яркой помадой, особенно нелепо смотревшейся на фоне ее бледного лица. Хотя… не такого уж и бледного – внешний вид девушки, еще недавно замученной и едва державшейся на ногах, за время Лешиного отсутствия изменился неузнаваемо. Вроде ничего определенного, но от Маши исходили волны сексуального зова такой силы, что чуть не валили с ног. Хотелось…
Блин, ну понятно же, чего в такой ситуации могло хотеться здоровому молодому парню, к тому же вовсе не злоупотреблявшему в последнее время общением с противоположным полом! Тем более что весь вид девушки не говорил, а кричал прямо-таки: «Я твоя! Я хочу тебя! Возьми меня!»
Нет, аскетом Леша не был никогда. И баб у него было множество. Но вот именно, что баб, девок, телок… Так – на ночь, на две, между делом, для удовлетворения требований мужского организма. Но – никак не для души. Пара случаев, о которых можно было говорить, ну, пусть не о любви, а об увлечении, о каких-то
Да не верил Леша ни в какую «любовь с первого взгляда»! И вообще, чем дальше шел по жизни, тем больше начинал сомневаться в наличии на белом свете настоящей любви как таковой. Но почему же так сжималось сердце, когда смотрел на нее, слушал ее голос, вдыхал еле уловимый на расстоянии запах волос?! Почему сидел с ней в этой гостиничной дыре уже битых два часа, вместо того чтобы немедленно оповестить о находке остальных братьев, подать сигнал общего сбора и везти Машу к месту встречи? Будить не хотел спозаранку? Да кому ты врешь, парень?! Просто хотелось побыть с ней вдвоем подольше, словно остального мира и вовсе не существует – ни ведьм, ни Братства, ни вечного их противостояния. Сознательно, бессознательно ли, но ведь всеми силами оттягивал тот момент, когда это хрупкое «вдвоем» рухнет и снова начнется проклятая шахматная партия, в которой они – лишь фигуры на доске, причем разного цвета.
И что? Шагнуть сейчас вперед, сжать в руках это тело, при одном взгляде на которое сгустившаяся вдруг кровь начинает стучать в висках
