каждого из нас у Господа – своя дорога. И вам на свою пора возвращаться. Глаза закрой и внемли мне!
Старец шагнул вперед и осенил коленопреклоненного священника широким крестным знамением… Когда отец Михаил открыл глаза, рядом уже никого не было – за исключением истово молящихся братьев и батюшек. Легко поднявшись в полный рост, отец Михаил почувствовал себя словно бы помолодевшим лет на двадцать. Голос его взлетел до высот, которыми молодой офицер-спецназовец отдавал команды своим бойцам, ведя их на штурм неприступных горных вершин, огрызавшихся автоматными очередями:
– Братия! С нами Бог и Крестная сила! По машинам, в колонну – за мной! С Богом – вперед!
– Ну вот, заодно и молодость вспомню, – кышнув с водительского места головного джипа кого-то из молодых братьев, священник запустил двигатель, – а где тут у нас, Георгий, полный привод включается, если что? Чую, понадобится.
Через минуту колонна машин, взревев движками, ринулась в ночь…
…Оторвавшись от чтения из молитвослова, Алексей в очередной раз прильнул к подслеповатому оконцу. Ой, да какому там подслеповатому! Пытаясь разглядеть хоть что-то снаружи, Леша снова почувствовал себя слепым на оба глаза. Разглядеть хоть что-то в накрывшей лес абсолютной тьме не удавалось ни в какую. К избушке ни оборотни, ни присоединившаяся, похоже, к ним какая-то еще лесная нечисть соваться не рисковали – особенно после парочки крайне неудачно закончившихся для них попыток подобраться поближе, после которых улепетывали стремглав с жалобным визгом и треском кустов. А что там творилось дальше, под обступившими крохотную поляну со всех сторон деревьями? Вроде бы угадывалось какое-то движение, мельтешение смутных теней и силуэтов. Но кто это был? В каком количестве? Непонятно. Кажется, мелькнули вдалеке несколько раз расположенные попарно красные огоньки… Может, чьи-то глазища, а, может, и цветные пятна в глазах, которые Леша напрягал до рези, пытаясь всмотреться в кромешную темень. Избушку он, на всякий случай, подготовил к обороне на совесть – окропил с молитвой не только дверь и окна, а и стены освященной водой. Зажег на всех окнах найденные здесь же свечи, вывел имевшимся при себе мелом на дверях и оконных рамах знак честного креста. И главное – молился, читая как из своего, «походного» молитвенника, так и из обнаруженного в избушке наиболее подходящее к ситуации. Похоже, пора было плюнуть на бесплодные попытки и возвращаться к чтению. В это самое время из-за его спины раздался стон…
Развернулся Леша как ошпаренный. Дробовик оказался в руках моментально. К счастью, перед тем, как нажать на спусковой крючок, он догадался, откуда исходит звук. Н-да… Проведя несколько часов в полной тишине, нарушаемой лишь звуками собственной же молитвы, Алексей как-то подзабыл, что вообще-то находится тут не один. Похоже, девушка очнулась. Ну, хорошо, если так.
Взяв в руку одну из зажженных свечей и не выпуская, впрочем, из другой руки оружия, Леша двинулся к противоположной стене. Машу он разместил с максимально возможным в имевшихся условиях комфортом – на сколоченном из едва оструганных досок топчане, служившем, как видно, ложем отшельнику. Ничего даже близко похожего на одеяла или иные постельные принадлежности в избушке не обнаружилось, так что пришлось постелить собственную куртку, чтобы девушка не лежала на голых деревяшках. Вот и все «удобство». Впрочем, находившаяся уже многие часы без сознания Маша вряд ли возразила бы, даже определи ее Леша прямиком на земляной пол. Вот только сейчас она, кажется, приходит в себя.
– О-о-ох! Голова-а-а! – начавшая приподниматься на своем «ложе» девушка сразу столкнулась не с самыми приятными симптомами выхода из «отключки». – Та-ак! А это что, блин, такое?!
Услышанное свидетельствовало о том, что при дальнейших попытках принять вертикальное положение, Маша обнаружила, наконец, путы на руках и ногах. И они ее, судя по всему, повергли в немалое изумление и возмущение.
– Ты какого меня связал, извращенец!? – девушка потрясла перед собой перетянутыми веревкой руками. – Совсем уже с ума сдурел, или это шутка такая?
– Это я-то извращенец? – Леша, остановившись пока, от греха подальше, на расстоянии, исключавшем непосредственный контакт, рассматривал девушку, и радость от того факта, что она все-таки пришла в себя, мешалась у него с сомнениями – а с Машей ли он говорит в данную минуту?
– Ты, а кто ж еще! Решил овладеть невинной девушкой, пользуясь ее беспомощным состоянием? Признавайся – приставал грязно?!
– Я приставал? – накалу праведного возмущения в голосе Алексея могли бы позавидовать самые высокооплачиваемые адвокаты. – А, может, это ты ко мне приставала, вот я и связал тебя, чтобы не изнасиловала?!
– Что, правда приставала?! – Маша состроила такую лукавую и обворожительную гримаску, что у Леши практически отпали все сомнения в ее адекватности. – Ух ты! А ну, расскажи!
– А как же – именно приставала! Четыре раза, в извращенной форме и с особым цинизмом… Ладно, Маш, хватит шуточек. Ты сама понимать должна, зачем и почему мне тебя спеленать пришлось. Ну, давай развяжу уже.
– Да нет, Леша, подожди пока, – девушка, тоже как по команде прекратившая дурачиться, взглянула на Алексея серьезным и грустным взглядом. Потом – осмотрелась вокруг и глаза ее округлились.
– Ой, А где это мы?
– Долго рассказывать. Ты что вообще помнишь?
– Ну-у-у… Дважды два – четыре. Днепр впадает в Черное море…
