Братство. Крест и клинок

– Бли-и-ин! Маша! Я про серьезное!

– А, про серьезное?! Так бы сразу и сказал! Мы с тобой целовались! В гостинице!

– Фу-у… Уже легче. А после «целовались»?

– А после – ничего. Красная тьма и голос из нее, который приказывает, что делать. Хотя нет. Помню еще лес. Машину. Я еще очень хотела из нее выйти поскорее. И пить хотелось страшно. Попила воды – и все. Вот дальше точно полная пустота.

– Ну, это понятно. Ты ведь водички не простой хлебнула, а лаврской, освященной. Вот тебя и приложило крепенько. Зато и с ведьмой связь оборвалась.

– Не оборвалась Леша. Сейчас – точно нет.

– Что-о?! Как это – не оборвалась?

– А вот так. Я, Леша, и сейчас ее слышу. Ну так… как же тебе объяснить-то… Ну, знаешь, как будто до меня докричаться пытаются откуда-то издалека. С противоположной стороны людной улицы или, там, с другого берега реки. Голос узнаю, слова отдельные разбираю, но так – через раз.

– И чего она тебе кричит?

– Тебе, поверь, Лешенька, этого лучше не знать. В этот раз она от меня точно не поцелуев в твой адрес требует. Вот потому я и сказала, чтоб ты руки мне не торопился развязывать. Вдруг докричится?

– А может?

– Да не должна… Тут, в этом месте как будто барьер какой-то стоит. Или щит – никак для нее не пробиваемый. Оттого она и бесится, хочет, чтобы я до тебя добралась, раз другие не могут… Ой!

– Что еще такое?

– Вот сейчас я лучше слышу почему-то… А, понятно – это она не ко мне обращается. Леша!

– Да что?!

– Они там ритуал заканчивают. Демона вызывают.

– Ну да, на это Лили мастерица!

– Ты себе даже не представляешь, какая… И демон этот – охотник. Как же его… заковыристо так, на латыни…

– Не именуй!

– И то правда, нечего. Он и так сюда припрется – за нами. Лили его точно по наши души отправит.

– Перебьется – без душ наших. Обломается. Тут этой погани уже чуть ли не батальон вокруг топчется, только без толку. Видит око, да зуб неймет. Так что, не боись, Машенька!

– А я вот боюсь. Тот, что придет, в десять раз сильнее и страшнее будет, чем все эти мелкие, вместе взятые. И эта еще не затыкается… Ты себе, Алеша, не представляешь, как это страшно, когда в твоей голове кто-то вот так хозяйничать пытается! Ты вообще, наверное, бояться не умеешь…

– Еще как умею. А вот сейчас даже за двоих боюсь – за себя и за тебя.

– Шутишь все…

– Да нет, Маша, не шучу. Не боится ведь только полный дурак, да и то потому только, что знать не знает – чего надо бояться, а чего нет. А так, для любого нормального человека страх – это нормально. Вопрос в том, что с этим страхом делать.

– И что же делать – вот мне конкретно, здесь и сейчас?

– А ты помолись!

– А я не умею!

– А я научу…

По правде говоря, Алексей не ожидал, что с Машей все будет настолько сложно и плохо. Слова молитвы никак не выговаривались. Девушку то душил кашель, то у нее словно бы немел язык и отнимались губы. Даже в простом «Отче наш», известном на память каждому православному, которую она пыталась повторять за Алексеем, путались и «выпадали» слова. Мало того – в голову лезла и норовила сорваться с уст всякая бессмыслица, глупость и дрянь. Однако… Или святость места брала свое, или одолевало искреннее желание девушки молиться, но мало-помалу у нее начинало получаться! Истончился до комариного писка, а потом и вовсе исчез в голове мерзкий ведьминский голос, убрал от сердца свои кривые когти отупляющий страх… Маша оживала на глазах!

Как это всегда и бывает, новые неприятности нагрянули как раз в ту минуту, когда у Леши мелькнула мысль, что опасность уже миновала. Ночь снаружи взорвалась воем, уханьем и бесовским хохотом, а когда эта мерзкая какофония вдруг, как обрезанная, смолкла, Алексей явственно услышал и даже, пожалуй, почувствовал по еле уловимому пока содроганию земляного пола тяжкие, нечеловеческие шаги. Что-то массивное приближалось, подминая кусты и сопровождая свое движение не только топотом, но и непередаваемо мерзкими хлюпающими звуками.

Со стороны входа окон не было. Но через тоненькие щелочки меж составлявших дверь досок Алексей разглядел зеленоватый мертвенный отсвет –