в серых сумерках уходящего дня. Именно такой огонь я видел в глазах отца Сильвии и Вайлет Григ, когда он провожал меня, стоя на лестнице. И этот же красный свет горел в глазах доктора Ноланда, принимавшего роды у моей матери.
Я бросился мимо многоярусной парковки на юг. Безусловно, здесь, в этом ПОСЛЕ, мое сердце оставалось таким же больным – через две сотни ярдов спринта оно с огромным трудом заставляло мои ноги шевелиться, так что мне пришлось перейти на рысь. Я чувствовал, как в груди разгорается острая боль, но страх умереть после смерти оказался не таким ужасным, как перспектива повстречаться с огромными тиграми, поэтому я продолжал бежать, пока окончательно не выдохся. На углу Лерой-авеню и Вудворд, где стоит серая глыба методистской церкви, я вновь встретил фокусника.
Мы заметили друг друга одновременно. Он сидел, прислонившись к дереву посредине поляны с выгоревшей травой. Увидев меня, он встал. На его восковом лице отразилось недоверие. Казалось, он не мог поверить в это, и в его глазах читалось:
Он оценивающе взглянул на дерево, однако оно было слишком низким и стояло слишком на виду, чтобы тратить время на попытку найти спасение в его ветвях. Дальше на юг тянулась Вудворд-авеню, широкая и открытая всем взорам. Фокусник посмотрел на улицы по другую сторону авеню, не найдется ли там безопасного убежища, как вдруг замер.
Я проследил за его взглядом и примерно за шесть многоэтажных зданий до нас увидел идущего посередине улицы третьего, самого крупного тигра. Его пылающие красным огнем глаза заметили нас.
Фокусник развернулся и бросился в церковь, я последовал за ним.
Непроглядная тьма обрушилась на меня, и я на мгновение задержался на входе в храм. За это время фокусник куда-то скрылся, и, пока я шел в проходе между рядами, его нигде не было видно.
Однако красные глаза заметили, куда мы скрылись.
Органные трубы возле алтаря обрушились, на клавиатуре осталось лишь несколько клавиш, так что сейчас она выглядела как челюсть боксера на пенсии. Однако большинство труб еще находились на месте. В промежутках между ними виднелась спасительная темнота. Возможно, там будет достаточно места, чтобы спрятаться взрослому человеку.
Забираясь наверх по остаткам органа, я смог подтянуться на платформу, где были установлены трубы. Это было легкой частью задачи. Устоять там на ногах и не упасть оказалось сложнее.
Тигр вошел в церковь в ту самую минуту, когда я протиснулся вдоль стены и затаился между органными трубами. Он шел между рядами, опустив голову к полу, принюхиваясь. А когда поднял ее, его взгляд был устремлен прямо туда, где стоял я.
Целое мгновение мы оба выжидали. Примерялись, прислушивались. Потом тигр двинулся вперед.
Чудовище замерло прямо подо мной, там, где когда-то сидел органист. Теперь мои ноги отделяли от головы зверя всего два лестничных пролета.
Стремительно, так, что не хватило бы времени вздохнуть, тигр вскочил на алтарь. Своды храма потряс его громовой рык, с потолка посыпались куски штукатурки.
И в ту же секунду из темной церковной паперти выпрыгнул фокусник, прятавшийся там. Он попытался проскочить мимо хищника и добежать до дверей. Тигр, будто только этого и ждал, как-то нехотя поднял огромную лапу и ударил беглеца. Тот как подкошенный улетел куда-то под скамьи, а его высокий цилиндр покатился по полу.
Фокусник страшно кричал, когда чудовище выковыривало его из-под скамеек, а потом разрывало на части. И кричал он не только потому, что ему было больно, но и от отчаянного, мучительного осознания того, что он оставляет здесь последние воспоминания о том, как он когда-то был живым.
И когда клыки чудовища вонзятся в меня, настанет мой черед.
Глава 37
Я простоял в своем укрытии всю ночь. Тигр оставался здесь же.
Он полежал возле костей, оставшихся от фокусника. Потом тщательно вылизал свою блестящую шерсть, удаляя остатки крови, попавшей на нее. Периодически жуткая тварь обходила стены, потягиваясь и принюхиваясь, будто пытаясь уловить в воздухе запах, который теперь исчез.
У меня не оставалось другого выбора, кроме как наблюдать за происходящим. Я скрючился за органными трубами, стараясь не уснуть, а свет становился все более тусклым, и тигр растворялся в темноте, превращаясь в размытый лоснящийся сгусток маслянистой плоти. И только его глаза продолжали гореть красным огнем.
Это не ощущалось как сон, но, наверное, я спал.
Снаружи, за разбитыми витражами оконных стекол, рассвет задерживался. Я ждал его, надеясь увидеть, чем наступающий день может отличаться от прошедшего, однако того, что пришло на смену ночи, хватило лишь на то, чтобы укутать окружающий мир покрывалом, похожим на серую песчаную муть.