как ухаживать за Касей. Все это время фамильяра сидела на моей руке и имела до того удивленный вид, будто впервые услышала про сухой корм и какую-то ерунду под названием «щетка для шерсти». Когда же Рошель имела неосторожность заговорить про строгость и воспитание, ей самым натуральным образом заехали хвостом по носу.
— Клетку брать будете? — так и не осознала своей ошибки демоница.
Мы с Касей переглянулись, поняли друг друга и дружно помотали головами.
— Нет!
Пока шли к подъему, фамильяра гордо сидела у меня на плече и буравила взглядом проходящих мимо демонов. Они ей чем-то не нравились. А вот Тахшак был полностью одобрен, как же, это ведь он придумал подарить ее мне. Я до сих пор находилась под впечатлением от количества золотых монет, которые маг выложил за мой подарок. И чувствовала себя неловко… но ни за что бы не отказалась от хвостатой прелести! В общем, Тахшак держал меня за руку, а живность не возражала. Я тоже не возражала, другим была занята: мысленно придумывала приличный способ его отблагодарить.
Блуждание по каменному городу, а потом подъем заняли минут двадцать, за это время Ворон успел рассказать мне о фамильярах. То есть Рошель уже объяснила, что эти крылато-хвостатые существа были выведены специально в помощь женщинам-магам, но я думала, демоны их продают «наверх», а оказалось, что с такими зверюшками все демоницы в академии ходили, когда сам Тахшак там учился.
— Так что ты теперь настоящая демоническая принцесса, — усмехнулся Ворон.
— Да ну тебя! — беззлобно отмахнулась я.
— Нет, я серьезно, — не пожелал угомониться он. — Неожиданная магия есть, вредный характер есть, фамильяра тоже есть. Кто ты еще, как не принцесса демонов?
— Ведьма, — напомнила кому-то со слабой памятью. — И если ты не угомонишься, я тебе это наглядно продемонстрирую!
— Суккуба, ведьмочка, демоница, — впечатлился Тахшак, пожирая меня взглядом. — Мрак, ты сводишь меня с ума!
— Вот и иди во мрак, — буркнула все так же беззлобно. Сегодня он меня почти не раздражал.
— Еще и язва, — присвистнул маг. — Все, я пропал.
Над нами медленно разверзлась земля, выпуская на поверхность.
Поднявшись, я тут же зажмурилась и упала на траву: дневной свет вызвал резь в глазах, а свежий, наполненный ароматами разнотравья воздух на миг взорвал легкие болью. Будто до этого землей дышала.
Одна фамильяра ничего этого не чувствовала. Она радостно взмыла в воздух и сейчас нарезала круги над цветущим лугом, подозрительно щурясь на яркое солнце.
— Представляешь, каково мне было, когда я поднялся на поверхность после нескольких лет под землей? — воззвал к ведьминскому сочувствию Тахшак.
— Бедненький, — я не слишком-то прониклась. — Иди сюда, пожалею.
Должно было прозвучать угрожающе, но маг нахально придвинулся ближе и подсунул мне кудрявую голову. Затем, видя, что я не тороплюсь выполнять обещанное, уложил ее мне на грудь, носом сдвинул застежку, поцеловал в шею.
Кася зависла над нами и любопытно наблюдала за творящимся безобразием.
А я была благодарна за подарок, да и о пакости, о которой Ворону еще предстоит скоро узнать, помнила. Поэтому устроилась поудобнее и запустила пальцы в короткие вьющиеся волосы.
— Притвориться, что ничего не произошло, не выход, — тихо произнес он через некоторое время. Дыхание приятно щекотало мне шею. — Поверь, я пробовал.
— И? — Я слабо шевельнулась, подбородок щекотали его волосы.
— Что будем делать с твоей меткой? — спросил так, будто существовали варианты.
— Снимать!
— Тогда поторопись и придумай как, — рыкнули на меня. — Потому что я действительно с трудом владею собой!
Четыре месяца… Ну я же не знала, что так получится!
Тахшак не стал дожидаться сочувствия. Он встал, резко поставил меня на ноги, отряхнул свой плащ.
— К закату как раз будем в Шерихеме.
И начал превращаться.
Вот этого я ждала. И боялась!
Поэтому на всякий случай заранее начала пятиться…
Ворон заподозрил неладное, когда при превращении его окутала белая, а не черная пелена. Но все же позволил начатому завершиться. Когда же посреди цветущего луга возник громадный белый ворон, инстинкт самосохранения во мне был задавлен смехом.
— Белая ворона ты и есть, — простонала я, давясь хохотом и не прекращая пятиться.
