«Фык-фык!»
— А ну вылезай! Знакомься с новым домом, паршивец! Быстро! Мне некогда! — Ведьма слегка пнула корзинку ногой.
Нет, ну что она себе позволяет? Я что, какая-нибудь мышкодавка помоечная, чтобы выскакивать как угорелый? Святые котаны! Да она совсем меня не уважает! Еще и пинается… Нет уж, как мяукнется, так и мурлыкнется.
Орет. Ногами топает… О, еще раз пнула, посильнее! В ответ уперся лапами изо всех сил и матерно обругал ее. М-да, судя по всему, поняла. Перестала пинаться, ушлепала куда-то. Интересно куда? Пакость какую-нибудь готовит, не иначе. Или затаилась и ждет, чтобы я нос высунул. Фиг вам! Ученые! Я еще в котятах упрямством отличался. Сутки мог сидеть неподвижно.
…Но, с другой стороны, неужели они думают, что я вот так и смирился с переменами? Плохо же они меня знают. Настоящий кот — это вам не тот! Вы у меня строем ходить будете и лапку подавать!
Хм… Интересно, а чем это так пахнет? Мм… рыба? Рыба? Неужели мне? И, судя по аромату, свежая, только что плавала. Интересно, когда наловить успела? Есть хочется. Я уже три часа ничего не ел, брюхо подвело. От голода скоро в обморок упаду… Но поддаваться нельзя. Это провокация. Держись, Левиафан, стисни зубы…
Кстати, что она там бормочет? «Жирненький котик… хороший котик… лакомый кусочек…» Это она что, меня собралась есть? Ну уж дудки! Котов не едят! И вообще я не жирненький. Я, можно сказать, с голоду пухну! И вообще — это шерсть. Я пушистый, понятно? Пушистый! И вообще на диете из воды и хлеба. Так что вредно таких, как я, есть. Вот обижусь и голодовку объявлю.
Все. Объявил.
Но запах! И ведь не какие-нибудь карасики, а полновесный лещ. Это, если его сразу слопать, до вечера можно ничего больше не просить. Мм… Аж слюнки потекли.
Нет, Левиафан, держись! Ты что, готов за кусок рыбы родину продать? А где твои принципы? Твоя диета и голодовка? Вообще-то смотря за какой кусок и какой рыбы! И не обязательно продать. Скажем, сдать напрокат или в аренду… До понедельника.
Ой, как пахнет! Вылезать или нет? Не вылезти — с голоду помереть. Вылезти — себя не уважать. Тем более что меня тут жирным обзывают… Но не уважать себя лучше живым и на сытый желудок. Решено. Внимание, я выхожу! Я им покажу, кто тут жирный!
На абордаж!!
Рыжий снаряд вылетел из корзинки и молнией пересек комнату, приземлившись на посудную полку. Отчаянно заработал когтями, цепляясь за все подряд. Ведьма заголосила, когда на пол посыпались горшки, миски, тарелки. Освободив полку от всего, что на ней стояло, кот перескочил на соседнюю, но сорвался и повис на развешенных на веревке пучках целебных и колдовских трав. Не выдержав тяжести, веревка оборвалась, и все оказалось на полу. Пробуксовав когтями и заодно собрав в гармошку половик, кот метнулся на окно.
— Стой, скотина! Куда!
На окошке стояла дежа[5] с тестом. Опрокинуть тяжелую емкость было трудно, но Левиафану это удалось. Тесто выплеснулось на пол, заляпав скамью и стол, разбрызгивая остатки, дежа покатилась под стол, отмечая свой путь чередой капель. Сам кот провалился в нее лапами и брюхом и кинулся вытираться о занавески, после чего перескочил на печку, где проехался животом по овчинному тулупу.
— А ну брысь! — кинулась к печи ведьма. — Абе-фабе-тебе-набе… Чтоб тебя приподняло и шлепнуло!
Кота действительно приподняло. Вместе с овчинным тулупом и подушкой, за которые он цеплялся. И действительно шлепнуло. На пол вместе со всеми вещами. Наволочка на подушке лопнула, перья полетели во все стороны, попав на разлитое тесто.
— Тварь! Скотина! Вот я тебя…
Увернувшись от рук ловящей его ведьмы и заодно от выпущенного в его сторону парализующего заклинания, кот успел отпрыгнуть в сторону, а вот огонь в печи нет, из-за чего мгновенно потух. Левиафан на ходу цапнул рыбу и нырнул под печь. Изнутри раздался отчаянный вой.
— Ага! Попался!
Ведьма плюхнулась на пол возле устьица, подхватила кочергу и проворно зашуровала внутри:
— Вылезай!
Внутри, судя по всему, происходило что-то страшное. Выли и орали на два голоса, что-то стучало, рвалось, слышались шлепки и стук. Кочерга натыкалась то на что-то мягкое, то на что-то хрупкое, то на что-то твердое. Попытавшись заглянуть внутрь, ведьма получила пригоршню пыли и золы в лицо, отпрянула, протирая запорошенные глаза. Зола жгла немилосердно. Ища, чем бы вытереться, ведьма вслепую схватила первое, что попалось под руку…
— Ах вот ты как, матушка! — проскрипело оно, выпуская когти.
