Половцы, от которых булгары успешно отбивались много лет, буквально стояли на ушах, они прекрасно знали о богатствах, хранящихся в сундуках булгарских купцов и знати, и каждый день вскользь интересовались, когда же мы пойдем туда.
Дромоны, регулярно доставлявшие в устье Дона все, что нужно для пополнения армии, уже увезли все трофеи половецкой войны, теперь ожидая новых грузов с Волги.
Ярополк не мог идти в этот поход, мы с ним расстались с грустью. У меня в прошлой жизни не было ни братьев, ни сестер, и трехмесячное пребывания рядом с родным человеком сильно изменило меня. В первый раз, когда мы с ним встретились, он был полон сомнений, но после единственного взгляда на меня побледнел, глаза его стали мокрыми, он непослушными губами прошептал:
– Глеб, братец родимый! – и кинулся меня обнимать.
А я-то, старый, битый-перебитый волк, от этих слез и объятий сам пустил слезу. А потом мы, вытерев слезы, устроили праздник, какой полагается делать при встрече давно не видевшихся родственников, в нем с удовольствием приняли участие все бояре и военачальники половецких родов.
Иногда мне даже казалось, что я, наверно, и есть настоящий Глеб и родной брат Ярополка, и, как обычно, при таких мыслях передо мной всплывало ехидное лицо Яровида. Ярополк остался бы со мной и дальше, но он был не вполне властен над собой и должен был заниматься и другими делами, впрочем, как и я.
В августе, реализуя мои планы, войска были полностью готовы и двинулись маршем на север. Обгоняя нас, туда летела весть о половецких полчищах, идущих на Булгар.
Эмир Алтынбек угрюмо сидел в своем дворце и читал донесение, доставленное ему с южных рубежей страны. Перед ним стояли два визиря, услужливо заглядывающие в глаза своего господина.
Прочитав письмо, Алтынбек небрежно уронил его на подушки и уставился немигающим взглядом на визиря, отвечающего за своевременное извещение о событиях в степи. Тот мгновенно вспотел и уже почувствовал на шее холод сабли, отделяющей голову от тела.
– Ну как это понимать, уважаемый Менгли-бей? Не ты ли еще совсем недавно уверял меня, что куманы разбиты коназом Владимиром и в ближайшие годы будут зализывать раны в своих степях? А когда три месяца назад в степи пришли сыновья Владимира Ярополк и Глеб, кто меня уверял, что они будут добивать остатки половцев и больше ни до чего руки у них не дойдут?
– Великий эмир, – склонился в низком поклоне Менгли-бей, – недостойный готов искупить свою вину. Пошли меня на войну с неверными, и я принесу тебе головы этих собак, посмевших нарушить покой нашего народа.
Алтынбек сидел в раздумье – с одной стороны, ему очень хотелось отрубить голову этому сыну ишака, который прозевал такое событие, но с другой, может быть, чуя за собой вину, Менгли-бей будет лучше сражаться.
«Ладно, – решил про себя эмир, – голову отрубить никогда не поздно».
– Бей, я поручаю тебе идти на врага и разбить его. Буду ожидать выполнения твоего обещания, – сказал он и ядовито усмехнулся.
Визирь немного побледнел, но только склонился перед Алтынбеком, сказав:
– Повинуюсь великому эмиру, – и вышел из зала.
Алтынбек повернулся ко второму визирю:
– Ну что, Махмуд, как ты думаешь, что надо нам еще предпринять?
Престарелый булгарин задумчиво погладил свою крашенную хной бороду и сказал:
– Все в воле Аллаха всемогущего, я думаю, что надо поднимать ополчение, потому как мы не знаем сил противника, и надо послать лазутчиков в стан врага – по возможности, узнать их намерения. К сожалению, из-за небрежения Менгли-бея мы этого сейчас не знаем.
Алтынбек вновь нервно сжал рукоять сабли, ему опять захотелось отсечь голову этому тупому отродью верблюда, но тот, наверно, уже скакал далеко от дворца эмира, радуясь, что уносит свою дурную голову с собой.
Переправившись через Итиль, мы медленно, но неуклонно поднимались вверх по его течению, степь уже понемногу начинала переходить в лесостепь, но все равно это еще были не леса, и конница чувствовала себя вполне уверенно. Неожиданно на горизонте появились какие-то вытянутые бугры. Увидев, что я внимательно разглядываю это необычное явление, Ратибор, ехавший рядом, пояснил:
– Это булгары валы насыпали, защищаются от кочевьев – раньше от печенегов, сейчас от половцев.
Сопровождающие меня два огромных нукера с поклоном добавили:
– Великий хан, нам здесь не пройти. Два лета назад мы тут половину воинов положили, но пришлось уходить. Надо искать место, где не такие укрепления, или идти в обход.
Я дал приказ остановиться, который был немедленно продублирован на всю ширину нашего широко раскинувшегося воинства.
Пока ко мне подъезжали воеводы, показались наши дозорные, за ними на аркане бежал пленный в изодранной одежде. Он рухнул у моих ног, хрипло дыша.
– Печенег, – плотоядно воскликнул один из моих нукеров и потянул саблю из ножен.
Я кашлянул, и мой охранник мгновенно сделался меньше ростом, потихоньку отпустил рукоять сабли, и та легко скользнула обратно в ножны.
