Сказав это, Кузьмич ненадолго замолчал, а затем вздохнул и как в омут бросился в серьёзный разговор:
– А как выглядели эти близнецы?
– Обычные дети, весёлые, шебутные. Очень переживающие о том, что не являются одарёнными, и поэтому старающиеся стать хотя бы физически сильными – их гимнастические тренировки впечатляют даже просто по описаниям.
– А волосы у них какие?
– Длинные, белые.
Кузьмич замолчал, что-то явно прикидывая. Я какое-то время не вмешивался, не мешая ему, но заметив, что Кузьмич что-то для себя решил, прервал тишину:
– Это что-то означает?
– Может, и означает, только вот поспрошать надо, прежде чем во все колокола бить.
– Кузьмич, а что это за ритуал, «противу естества», может быть?
– Не знаю я. В принципе, ритуалов, которые можно назвать «противу естества направленные», не так уж и много. Но вот такого, что должна девка проводить, чтобы замуж за выбранного ею парня выскочить, и не припомню.
– А что таких ритуалов не бывает?
– Отчего ж не бывает? Очень даже бывает, только вот настолько страшных среди них нет.
– А что вообще подразумевается под ритуалом, направленном против естества?
– Ну, сказать, что это какая-то группа ритуалов, нельзя. Так иногда называют ритуалы, когда сама магия неправильно используется, наоборот. А вот что подразумевал Потапыч под этими словами – не знаю, и никто из тех, кого я расспрашивал, не знает.
– Подожди, так может, это не герцогиня приворожила герцога, а герцог герцогиню?
– И что тут такого? Такое эвон, сплошь и рядом происходит. Не-ет, тут думати надоть.
Он настолько расстроился, что, даже не допив какао и не попрощавшись, исчез.
Разбудил он меня той же ночью:
– Погодь, так ты сказал, что Потапыч на меня ссылался, когда говорил, что знает, что ты с нами разговаривать можешь?
– Ну да, а что?
Не обращая внимания на мой вопрос, он на пару минут задумался, потом вдруг спросил:
– А… Это… он тебе грязным не показался?
– Ну да, всклокоченный, неухоженный, и тот мешок, что на нём надет, грязный.
Кузьмич посмотрел на меня с настоящим ужасом и исчез. Моё растерянное: «А что случилось-то» – ушло уже с пустоту.
Домовой нашёл меня перед самым отъездом и пребывал в страшном волнении:
– Нельзя тебе туда ехать, – категорически заявил он. – Никак нельзя. Страшные дела там творятся.
– Ты что-то узнал?
– Да, порасспрашивал товарищей. Сам-то Потапыч давно не появляется, но те, кто видели его в последний раз, утверждали, что проклят он. А произошло это как раз почти девять лет назад. Вот и смекай.
– Получается, что ритуал «противу естества» сам Потапыч проводил?
– Ну, может, и не сам, но прикрыл он этот грех перед магией, как есть прикрыл.
– А как же близняшки?
– Вот что с ними – не знаю, даже подумать боюсь. Может, и не люди это, а мавки.
– Мавки?
– Мертворождённые дети, тела которых не сожжены по обряду. Опаснейшие твари. Выпивают жизнь. Там, где они появились – не жить никому, пока не уничтожишь их.
Я задумался. Прежде всего, о мавках в том списке нежити, который я читал, причём внимательно читал, не было ничего. А во-вторых, что-то я не заметил, чтобы во дворце Люксембург было очень безлюдно. Я задал вопрос об этих несуразностях Кузьмичу. Тот ответил, даже с каким-то ожесточением:
– Говорю ж я, не уверен. Но вот был такой случай. Один хозяин очень уж возвысится возжелал, ну и нашептал своему человечку, как канал на Грань пробить. Для этого много энергии надо, да и сам канал существует не очень долго, но этого-то человечку сказано не было.
– Слушай, – перебил я Кузьмича, – а разве домовые могут так вот в обход воли мага и во вред ему действовать?
– В обход не могут, а вот недосказать, пойти на поводу человечковых страстишек – вполне.
– То есть, если меня будет сжигать страсть, скажем, к восстановлению связи с манором, а ты будешь знать способ, как это сделать, ты мне его скажешь, но можешь не уточнить, что данный способ сделает меня проклятым?
