Фаранг

любви сразу с двумя… или тремя…

Ну-ка, стоп, Тиха! Это ведь не твои желания! Это инстинкты Лиса, кажется, законченного полигамщика. Больше женщин хороших и разных, смуглых, светлых, разнообразных! Да чтоб тебе пусто было, Джорек! Тихе Громову это не надо! Ему нужна одна, одна нормальная, смуглая или светлая — все равно. Добрая, пусть даже некрасивая, но — моя, моя личная, та, с которой я смогу завести нормальную семью!

Придется одергивать инстинкты Лиса время от времени, и не давать попустительства, иначе я стану как он, во всех смыслах, частично, а может полностью и утрачу свое «я». Не слишком приятная перспектива, верно?

Я встал с намерением продолжать путь. Ну-ка, Джорек, куда мне топать? Нет, я знаю, что наверх, а… дальше? Давай, рыжий сукин сын, показывай!

Тут мое чувство направления внезапно дало сбой. Я-Джорек не знал, куда идти! Кажется, процесс раскодировки временно сбил мою программу ориентации! Надеюсь, что временно.

Ну и что мне делать теперь?

Верно — спросить у кого-нибудь дорогу. Ага, легок на помине!

Со мной поравнялся пожилой крестьянин, который неторопливо ехал себе на скрипучей телеге-развалюхе. Конь загадочной масти, дохлый конек- горбунок, едва влек эту колымагу, лениво отмахиваясь жидким белесым хвостом от слепней. При виде меня пейзанин что-то буркнул.

Я радушно улыбнулся, стараясь не демонстрировать в улыбке клыки, и приподнял руку.

— День добрый. Не подскажете, верно ль я иду к корчме Азартота?

— А тебе пошто? — осведомился он неприятным тоном и натянул вожжи.

— Есть хочу и выпить бы не мешало.

Он пригляделся ко мне, близоруко щурясь.

— А-а-а, Охотник. Все туда же…

Охотник? Хм, ну, пускай охотник. Не буду отрицать.

Я неопределенно отмахнулся:

— Да так… Иностранец я, в общем. Chuhonetc, ferchtein?

Пейзанин кивнул вполне удовлетворенно.

— Так бы и говорил, што Охотник. Много вас развелось… А мрет ишшо больше. Чрево вас не любит, ой, не любит вас Чрево… — Он смерил меня колючим взглядом, превратив глаза в щелочки. Лицо на миг дрогнуло. — Где-то я тебя видел, память плоха стала…

Прописал бы я, дед, тебе «циннаризин», да только тут его не достать. Тут из всех лекарств от склероза используются только живительные пинки по наиболее чувствительным частям тела.

Я улыбнулся еще радушнее.

— Прибыл я из далеких краев… Нездешний я, добрый человек.

— Кхм… Ну, Охотник ты… До корчмы три лиги…

Лига, это что-то около пяти километров, если не ошибаюсь. Еще топать и топать. К ночи там буду.

Пейзанин в очередной раз окинул меня взглядом с ног до головы.

— Я, слышь-ко, в корчму азартотову еду, лярву для барона Урхолио забирать. Привезли нынче ночью, в леднике дохлая валяется. Так вот, раз Охотник ты, так садись рядом, подвезу!

Ого, автостоп удался.

Я не заставил себя упрашивать и взгромоздился на облучок. Пейзанин подвинулся.

— Большой ты… может, и проживешь дольше, чем эти…

Какие еще эти?

— Нет, где-то я тебя точно видел… Ты, слышь-ко, скажи, из каких таких краев будешь?

— Tambovskie мы.

— Tambovskie? Я так думаю, это совсем далече…

— Угу. За горами, за лесами, за широкими морями.

— А зовут-то тебя как?

Благоразумие подсказало — имя Джорека не называть.

— Кларенс Топор.

Пейзанин испуганно на меня покосился:

— Из палачей, что ли?

— Да окстись, папаша, — мы лесорубы!