— Ну, ну, Лис, просыпайся.
Я замычал, потом рыкнул: кто смеет бить Джорека, великого героя? Сейчас как встану, как врежу!
— Давай, давай, Джорек, кончай спать! Ура, траля-ля, на небо выползла заря! Пора подниматься, за работу приниматься!
Удары по моему лицу стали сильней, яростней, меня колотили
— Ну, хватит дурочку валять! Мне известно, что твое тело справляется с любым ядом! — Он мерзко и двусмысленно хихикнул.
В моих глазах понемногу прояснялось. Я увидел красную мозолистую ладонь, летящую к моему лицу, и, на рефлексах Джорека, попытался ухватить ее зубами.
Йорик рассмеялся.
— Узнаю Лиса!
Я попытался сфокусировать взгляд на Йорике. Со зрением были какие-то нелады, но пленка перед глазами быстро рассасывалась. Крохотные гномы в моей голове колотили молоточками по вискам и затылку, но уже лениво, видимо, им хотелось спать.
— Ох-х…
— Во-от, очухался, радость ты моя семипядная! А и всего было в пиве, что дурман-трава. — Он снова мерзко захихикал. — Побольше, конечно, чем для обычного человека… — Он пошевелил в воздухе толстыми пальцами. — Чем для
Намекаешь, что я
— Крэнк… Что-то не заладилось у нас, Йорик…
Корчмарь бросил на меня выразительный взгляд:
— Ды ты, Лис, догадлив. Ну, очухался, болезный? Два часа тебя не могли добудиться, хилый ты стал. Стареешь!
Не хилый, Йорик. Внутри Лиса — другой человек. А сам Джорек изможден переходом. Все очень просто, если понимать, что регенерация Джорека напрямую зависит от его физиологии, от водно-солевого обмена и потребленных калорий. Поел-попил — восстановился. Но только постепенно, ведь пищу еще нужно обратить в энергию, а это происходит не так уж и быстро.
Я сидел перед небольшим круглым столом в главной зале. Руки заведены за спину и надежно примотаны к спинке стула. Зал едва освещен — одна вечная лампа на стене, вторая — на столе, заполненном какими-то бумагами. Светильник был пузатый и матовый, внутри спокойно тлело маленькое желтоватое солнце.
Я повертел головой. Ставни заперты, но за ставнями — я помню — решетки. И, конечно, в зале никаких посетителей. Йорик сидел по другую сторону стола, отхлебывал зеленоватую дрянь из маленькой рюмки и сверлил меня взглядом. Белый фартук корчмаря он так и не снял.
За спиной чуть слышно скрипнула половица. Я закрыл глаза и, отдавшись на волю синестезии, увидел позади два мутно-белых пятна. Яджи. Йорик страхуется на тот случай, если мне удастся разорвать веревки.
Странно, но я не ощущал страха. Ярость — была, но ее я пригасил. Что-то подсказывало: коль не убили сразу, стало быть, есть крупный шанс выпрыгнуть из этой переделки живым.
Корчмарь сцепил руки на груди и сказал:
— Не знаю, какие у тебя дела с Азартотом, и мне плевать. Этот мандрук тут больше не
Покровители? Это какие же у нас покровители? Спросить, что ли? Да только не хочу я рисковать. Сначала послушаем так называемого друга. Вопрос главный — знает ли он, что внутри Джорека — никакой не Джорек? Нет, есть вопрос поглавней: покровители корчмаря — не те ли, кто провернул рокировку с душами — моей и Лиса?
Взгляд Йорика стал твердым:
— Молчишь? Ухо востришь? Этоть верно. Да, я продался, мой дорогой Лис, и продался очень неплохо. Дела сейчас таковы, что покровителей надо выбирать с умом… Ведь скоро… Говорят, скоро проснется Измавер Спящий…
— Что-то не слыхал я этой fishki.
Он взглянул на меня резко и расхохотался:
— Да уж, остер на язык! Не слыхал! Ха-ха-ха! Умеешь пошутить, Лис! Только теперь это никакие не слухи, не помешательство крестьян. Измаверу суждено проснуться, я знаю это от своих покровителей точно. Они слышат глас Спящего, и он говорит, что родилась уже та, что споет Песню Пробуждения…
Я сделал скучающий вид. Корчмарь истолковал выражение моего лица верно:
— Да-да, смешно, о Пробуждающей твердят уже полтыщи лет… Вот-вот проснется, вот-вот, и это вот-вот длится и длится… Но поверь — теперь это не шутки. Спящий слышит Пробуждающую… Она еще мала, но уже скоро она подрастет и войдет в силу! Осталось немного времени. Год-два-три. Ты ведь
