– Келл, – осторожно сказала она.
– Что такое?
– Положи камень.
Он нахмурился, посмотрел на талисман в руке, и у него перехватило дыхание. Вены на тыльной стороне ладони вздулись и извивались под кожей чернильно-черными змеями. Такие же змеи тянулись от запястья к локтю. Магия камня действительно проникла в его вены и пульсировала в них, окрашивая его кровь в черный цвет. Он настолько сосредоточился на восстановлении сил, на самом заклятии и на том, чтобы оставаться невидимым, что не почувствовал (или не захотел почувствовать), как тепло магии разливается по руке, точно яд. Но он должен был заметить, должен был понять… Впрочем, беда как раз в том, что Келл все понимал. Он знал, что камень опасен, и все же, даже теперь, когда смотрел на свои потемневшие вены, опасность казалась какой-то далекой. Магия камня давала странное спокойствие. Словно нашептывала ему, что все будет хорошо, пока он держит в руке…
В столб рядом с его головой вонзился нож, и Келл вздрогнул.
– Ты что, оглох? – заорала Лайла, выхватывая другой клинок. – Я сказала: положи его!
Пока его снова не охватило черное спокойствие, Келл заставил себя выпустить камень. Поначалу пальцы отказывались разжиматься, а в тело просачивалось тепло и вслед за ним онемение. Тогда Келл схватился другой рукой за потемневшее запястье и приказал пальцам разжаться и выпустить камень.
И в конце концов они медленно разогнулись.
Камень выпал, и у Келла мгновенно подкосились ноги. Тяжело дыша, он ухватился за край стола: все поплыло перед глазами, комната накренилась. Он не чувствовал, как камень высасывает из него энергию, но теперь, когда талисман выпал из его руки, Келлу показалось, будто огонь его внутренней силы погас. Остались одни остывающие угли.
Черный камень поблескивал на деревянном полу. На зазубренном крае осталась полоска крови – видимо, Келл слишком сильно стискивал камень. Но даже сейчас ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не взять талисман снова. Его трясло, камень выпил из него все силы, и все равно Келл тянулся к нему. Магия камня действовала как наркотик. В притонах и темных закоулках Лондона прятались люди, которые гонялись за подобным кайфом, но Келл никогда не был одним из них, никогда не стремился ощутить безграничную силу. Она ему была не нужна. Ему не приходилось гоняться за магией, она жила в нем. Но сейчас его тело требовало ее, страдало без нее.
Пока маг не успел проиграть в борьбе с собой, Лайла опустилась на колени рядом с камнем.
– Ах ты ж подлый булыжник, – проворчала она.
– Не надо, – начал Келл, но девушка уже набросила на талисман носовой платок.
– Кто-то же должен его носить, – пояснила она, пряча камень в карман. – И бьюсь об заклад, сейчас я для этого подхожу больше.
Все еще цепляясь за стол, Келл посмотрел на свои руки: черная магия отступала, и вены мало-помалу очищались.
– Ты как, в порядке? – спросила Лайла.
Келл сглотнул и кивнул. Камень – это яд, и от него нужно избавиться.
– Со мной все нормально.
Лайла хмыкнула:
– Ну да, вид у тебя прямо цветущий.
Келл вздохнул и тяжело опустился на стул. Торжества в доках были в полном разгаре – грохот фейерверков, музыка, радостные крики доносились даже через стены.
– Какой он? – спросила Лайла, заглядывая в шкафчик. – Принц.
– Ри? – Келл поправил волосы. – Обаятельный и избалованный, щедрый и ветреный гедонист. Он готов флиртовать даже с красиво обитым стулом и никогда ничего не принимает всерьез.
– Он так же часто ввязывается в дурацкие истории, как ты?
Келл выдавил улыбку:
– Гораздо чаще. Хочешь – верь, хочешь – нет, но из нас двоих как раз я разумный и рассудительный.
– И он тебе дорог?
С лица Келла сошла улыбка. Антари кивнул.
– Да, хотя король и королева мне не родные, но Ри я считаю своим братом. Я готов жизнь за него отдать. Ради него я убью любого. И уже убивал.
– Вот как? – Лайла изогнула бровь, любуясь чьей-то широкополой шляпой. – Расскажи.
– Это неприятная история.
– Теперь мне еще больше захотелось ее услышать.
Келл посмотрел на девушку и вздохнул, опустив взгляд:
– Когда Ри было тринадцать, его похитили. Мы играли в какую-то глупую игру во внутреннем дворе, когда его увели. Я знаю Ри: он мог пойти