За окном было темным-темно, свет в спальне не горел, а мне очень хотелось в туалет. Днем вставать мне помогала Агния, сейчас же я столкнулась с тем, что все возможные помощники спали.
Собравшись с силами, я впервые попыталась самостоятельно подняться на ноги. Болью отозвалась спина, ребра, а едва получилось сесть – закружилась голова. Передохнув мгновение, мне наконец удалось встать. Я двинулась к двери, опираясь о стену, по пути нашла свечу и зажгла ее.
Оказавшись в общем коридоре, я попыталась вспомнить, куда днем меня водила Агния, ведь ночью при свете одинокой свечи дом выглядел абсолютно незнакомо. Я лишь помнила, что туалетные комнаты где-то в конце коридора, туда и двинулась.
Медленно дошла до знакомых дверей, стараясь не скрипеть половицами и борясь с головокружением. Войдя в нужную комнату, справила нужду и приготовилась вернуться обратно.
Я медленно брела по коридорчику, когда свет свечи выхватил на стене прямоугольный объект, завешанный плотной тканью.
«Зеркало», – мелькнула мысль.
Нужно было пройти мимо, но черт дернул подойти к стеклу и стащить с него ткань. Полотно тяжелой тряпкой упало на пол, оставляя меня наедине с собственным отражением.
Я испуганно вскрикнула от увиденного и отшатнулась. В желтом свете пламени я выглядела особенно безобразно.
Лилово-желтые круги фингалов опоясывали глаза, кровавая гематома у виска, которым меня ударили о шкаф, словно опухоль нависла над скулой. Из-за лечебной мази мое лицо не заплыло, но это не делало его менее ужасным и отвратительным. Разбитые губы не выглядели соблазнительно, скорее, пугающе.
Я с усилием отвела от себя взгляд. Мне следовало успокоиться и восстановить дыхание. Теперь было понятно, отчего Аластар запретил мне смотреться в зеркало, и вдвойне непонятна его реакция утром, когда он позорно сбежал.
Возбуждающе я не выглядела точно. Тогда что произошло в комнате?! Борьба с брезгливостью?
– Любопытство – неискоренимая женская черта! – раздался за спиной мужской голос. – Вам нельзя разгуливать без присмотра, Торани!
Я медленно обернулась, чтобы посмотреть в глаза Аластару.
Он стоял, опираясь плечом о стену, сложив руки на груди, и с грустью смотрел на меня. Было видно, что он встал неожиданно, успев натянуть на себя только домашние штаны. Даже ноги были босыми, что уж говорить об обнаженной груди и плечах.
– Я отведу вас в комнату, – тихо сказал он, взяв меня под плечи и помогая опереться.
От близости его тела ко мне я чувствовала себя неловко и в то же время отвратительно. Неужели ему не противно находиться рядом со мной, ухаживать за такой уродиной? Более того, терпеливо сносить неприятности, доставленные мной, а ведь доставила я их уйму. Или он искусно притворяется?
Я вдруг почувствовала в себе силы говорить. Может быть, тихо и не очень четко, но медленно и по слогам я произнесла:
– Зачем, Аластар? – Одной фразой я сломала ту тонкую грань между «ты» и «вы», на которой мы вечно балансировали. – Зачем ты все это делаешь?
Мужчина неуловимо дрогнул от моих слов, но ничего не сказал. Довел до кровати и бережно усадил на нее.
– Ответь, – потребовала я, скинув с себя его руки, пытающиеся меня уложить и укрыть одеялом. – Я ведь врала тебе, использовала. Из-за меня ты проиграл спор, чувствовал себя униженным шлюхой, тебе пришлось заплатить огромный выкуп, который был не обязан платить. Зачем, Аластар?
Фокс все так же молчал, а потом сел на край кровати и запустил руки в собственные волосы. Жест вышел нервным и в то же время растерянным, как у человека, не знающего, что ему делать дальше.
– Ты пыталась выжить, – наконец произнес он. – Играла свою роль и сражалась за те триста тысяч. Разве я могу тебя винить за это?
– Это не объясняет остальных поступков, – заупрямилась я. – Что я буду должна тебе взамен за эту доброту, за этот миллион шестьсот?
Мне пришлось слишком долго жить в месте, где видны все человеческие пороки. Я разучилась верить в людей, и мне всюду мерещилось двойное дно поступков. Даже сейчас мне казалось, что Аластару что-то необходимо от меня: может быть, те деньги, которые ему пришлось вложить в меня, или нечто иное.
– Тори. – Он заглянул мне в глаза так пронзительно и ясно, что, не выдержав этого чистого взгляда, я отвернулась. Не хотела, чтобы он смотрел на мое обезображенное лицо. – Ты достаточно настрадалась, чтобы теперь не быть никому ничего должной. Сейчас, когда я знаю, кто ты, я не могу избавиться от мысли, что моя мать могла бы оказаться в подобной ситуации, спасая свою жизнь. Я не хочу думать, что она могла жить и работать в Квартале, стараясь выжить подобным способом. Деньги – тлен, я не обеднею от тех миллионов, особенно понимая, что спас ими жизнь такой, как моя мать.
– Но… – заикнулась я, высказав, быть может, самую глупую фразу за свою жизнь. – Вы ведь никогда не видели ее.
– Это не помешало ей отдать за меня жизнь. – Аластар рывком встал с кровати и приготовился покинуть спальню.
А у меня в ушах, как звон траурных колоколов, звенели его слова про маму, отдавшую жизнь.
Я всхлипнула, не в силах сдержаться. Дикая параллель наших историй ранила душу. Моя мать тоже умерла из-за меня, из-за денег, которые собирала.
