– А то я заманался уже, сколько ждать-то можно! Ты вчера говорил, что они скоро подвалят, – греясь, он вытягивает руки в сторону едва теплящейся «буржуйки», сделанной из металлической бочки.
Крот стоит возле заколоченного досками окна с «Сайгой» в руках. Он нехотя поворачивает голову. Смотрит на парня и лениво думает, что, судя по интонации, Топор опять начинает терять терпение.
Все в Убежище знают: Топор и в обычных ситуациях особой выдержкой не отличается. И это многодневное безвылазное пребывание на складском комплексе, расположенном недалеко от «Железки», – места, названного так из-за проходящей рядом железной дороги, – уже порядком достало его. Хотя жизнь в бывшей кладовой, помещении пять на шесть метров, теперь переоборудованной под герметизированный и хорошо укрепленный пост, где можно поспать и поесть, нельзя назвать невыносимой. Служба здесь идет вяло, без особых происшествий. Вот только случись чего, на быструю помощь рассчитывать не приходилось. Рация здесь работает через пень-колоду, особенно когда, как сейчас, поднимается снежная буря. Поэтому, пока не придут сменщики, дозорные сами за себя. Одно хорошо – «фишка» эта стоит на пересечении нескольких дорог, поэтому сюда, на второй этаж, частенько заглядывают разведчики и поисковики, возвращающиеся с заданий. А значит, у дозорных есть возможность разжиться «ништяками», выменяв их на лишку боезапаса, перерасход которого всегда можно списать на отстрел выродков – забитых, опустившихся до животного состояния людей, роющихся по свалкам и промышляющих, по слухам, каннибализмом. Особых проблем они обычно не доставляют, разбегаясь при первом приближении вооруженного человека. Да и потрепаться о том, о сем с опытными бойцами, узнать, что и как, там, на «дальняках», дозорным тоже интересно. Топор-то в бродильщики, как он называет поисковиков, особо никогда не рвался, довольствуясь малым и вполне тепленьким местечком.
– А ты, как всегда, когда до дела доходит, на измене сидишь? – ворчит Крот. – Я тебе уже сто раз говорил, да, пойдут. Смотри, как на улице метет! Раз они вчера не пришли, значит, тащат чего-то. Раз с прибытком, значит, к нам заглянут – передохнуть, оправиться. Если ты другую хоженую дорогу знаешь, то давай, просвети меня!
– А инфа точная? – не успокаивается Топор.
– Точнее не бывает! – рявкает Крот. – Сам на днях слышал, как раз перед тем, как мы на дежурство заступили. Батя приказал отряду еще раз дальние склады прошерстить, вдруг что новое найдется. И знаешь, кто в группе еще?
– Кто? – переспрашивает Топор.
– Машка! Ее Хирург в последний момент к группе приставил, чтобы она по медицинской части позырила, вдруг чё есть на «дальняках».
– Опа, фартово! – Топор поднимается со стула и подходит к товарищу. – То-то я смотрю, она за день до того, как мы сюда пришли, пропала. Думал, заболела, уже проведать хотел. Значит, ночью они пошли, тайно, чтобы никто не заметил. А чего ты молчал?
Парень легонько хлопает напарника по плечу.
– А чтобы ты раньше времени слюни не пускал, – смеется Крот. – Я же знаю, как ты на нее смотришь. Ты бы мне уже весь мозг проел, пока мы на «фишке» торчим. Но ты свою варежку раньше времени не развевай, не по тебе бутон. В очередь записывайся, – Крот оттягивает маску респиратора и смачно сплевывает на пол. – Там желающих подкатить знаешь столько?
Топор с ненавистью смотрит на товарища, тяжело дышит и, как бы случайно, поворачивает «обрез» двустволки в сторону Крота.
– Ты полегче там, а то…
– А то что? – поддевает его Крот. – Грохнешь меня? Ты за базаром следи! Мы не в Убежище. Всякое, как ты знаешь, может произойти. Вздумаешь из-за девки быковать, не посмотрю, что ты с Черепом в близких, мозги быстро вправлю, понял? Не хватало еще, чтобы мы из-за этой козы поцапались. Другие дела есть.
Топор сопит, силится что-то ответить, затем говорит:
– Ты только сам на нее не смотри! А то я знаю, как ты на баб пялиться любишь!
– Не боись, зырить не буду, – отмахивается Крот. – Так, парой слов перекинусь, и все. У меня есть с кем развлекаться, и без ломок – буду, не буду, хочу, не хочу. Это ты, придурок, себе сказку выдумал после ранения, что она типа твоей будет. Только сам подумай, если бы она со всеми, кого на ноги поставила после огнестрела или болезни какой, в любовь играла, кем бы она тогда была, а? Тем более, возле нее Тень частенько ошивается, а ему лучше дорогу не переходить.
– Да пошел ты! – обиженно тянет Топор. – И без тебя тошно уже.
– Сам пошел! – рявкает Крот. – Разговорчивым больно стал. Чё, «химза» твоя уже все мозги выела? Чем тебя «марки» не устраивают?
– «Марки» для детей, – морщится Топор. – А я по-взрослому, как старшаки, кольнешься – и прямо чувствуешь, как огонь по жилам бежит, силы столько, что… – Топор замолкает, подбирая слова. – Это тебе не галюники смотреть.
– Ну-ну, – качает головой Крот. – Вам Череп эту дурь сует за «ништяки», а ему Химик подкидывает. Из чего он только фигню эту делает? Не знаешь, случайно? Наверняка, какое-то дерьмо мешает. Они навар потом пополам делят, а вы, придурки, и рады. Сам-то он херней этой не занимается, здоровье бережет. Смотри, Батя узнает, что ты этим на «фишке» заправляешься, пойдешь сортиры драить и трупаки закапывать.
– Не узнает, – Топор смеется. – Ты же не скажешь. А я по-тихому, с оглядкой, руки-ноги не закалываю, через одну иглу пускаю, мне в больничке подогнали.
