– Какое?
– Стратегия, – подмигнул охотник, переглянувшись с хмурым старпомом. – Верно, Тарас?
Глава 7
Удар
На проход Дрогден медленно опускались сумерки. По низко висящим тучам неровно расплескалось алое сияние, струящееся от ржавого диска солнца, тусклой монеткой ползущего за горизонт.
Несмотря на уговоры Пушкаря как можно скорее отправиться на берег, собирались неторопливо, тщательно подбирая амуницию и боекомплект.
Лера тоже вызвалась в отряд.
– Я со всеми пойду, – заявила она Батону тоном, не терпящим возражений. – И не надо говорить, что там опасно.
– Там опасно, – согласился охотник.
– Пуганая. Я с тобой столько лет на мутов ходила. И люди нисколько их не страшнее.
– Наоборот. Они по-прежнему намного страшнее всего, что мы тут расплодили за двадцать лет, – парировал Батон. – Здесь чужая территория, мы не знаем, с чем предстоит столкнуться. Не лезь в это, дочка.
– Я после Африки и всего, что было, ничего уже не боюсь. Лишние руки не помешают, – отрезала девушка. – И я тебе не дочь.
– Ладно. Проехали, – сдался охотник. – Но я с тобой нянькаться не буду. Пусть тебя твой святоша и пасет, если хочет.
– Справлюсь. Не волнуйся.
И вот Лера была в оружейной и собиралась вместе с остальными. Чучундра в очередной раз осталась в каюте.
Рядом устроился Пушкарев, внимательно проверявший свою винтовку и обработанную дезактивирующими растворами химзу.
– А Копенгаген был красивым городом? – выдвинув из ножен «Клен», спросила соседа Лера.
– Да. Очень, – отозвался сталкер. – Как игрушечный. Особенно зимой, в сочельник. Улочки, башенки, ратуши… Это был город сказок.
– Здорово. А я вот никаких городов не видела. Только по рассказам старших знаю.
– Любишь всякие легенды?
– Люблю, – улыбнулась девушка.
– Ты ведь без них выросла, да? – пожалел собеседницу Пушкарев. – Какие в нашем аду могут быть сказки. Ни Карлсона, ни муми-троллей, ни Русалочки.
– Я про Колобка и Гремушку знаю, – откладывая нож, неуверенно ответила Лера, смущенная непонятными именами.
– Гремушка? – в свою очередь удивился Олег. – Кто это?
– Это домовой. Он живет в трубах и выходит только по ночам, когда все спят. Он охраняет дом от напастей. Сидит себе за стенами и гремит.
Эту сказку дед специально придумал и рассказывал маленькой девочке, чтобы она не боялась шума за стенами, когда прочищали системы водоснабжения Убежища. Лера об этом знала. Но все равно выдуманное существо, у которого и толкового описания-то не было, нередко помогало ей спокойно заснуть. Даже когда она уже стала взрослой.
Ерофеев знал, что с помощью сказок можно было лучше понять своего ребенка, его переживания, желания и мечты. Их чтение сближало малыша и его родителей, создавало доверительные отношения между ними, улучшало шаткий психологический климат в семье. Ведь воспитавший Леру старик поначалу являлся единственным близким для нее человеком на всем оставшемся свете. Батон-то появился намного позже.
Да и дети быстро росли. Год под землей шел за несколько.
Ничего с этим нельзя было поделать. Накопленные человечеством сказания и предания неуклонно забывались, стирались и выветривались из памяти, вытесняемые заботами и невзгодами нового мира. Что-то, какие-то крохотные обрывки еще хранились в старинных книгах, приносимых добытчиками с поверхности. Но их с каждым годом становилось все меньше. Брошенные человеком руины быстро нищали.
Вот и стали со временем появляться в подземных комнатушках и переходах новые герои нового мира. Загадочные гномы, обитатели глубоких пещер, заботливые домовики, могущественные колдуны, волшебники и отважные богатыри-добытчики, сражающиеся на поверхности с драконами… Лишившееся прошлого человечество заново, на новый лад переписывало утраченные истории, по-прежнему испытывая острую потребность в чудесах.
Так рождались сказки апокалипсиса.
– А какие истории были в Копенгагене? – спросила Лера, возясь с «химзой».
– О, самые разные. Добрые и грустные. Веселые и не очень. И ведь знаешь, даже про сам город существует одна старая легенда.
– Какая? – заинтересовалась девушка.
