– Алхимия? – проявил догадливость я.
– Она самая! – Капелли сиял.
В коробах других химероидов нашлось еще шесть таких точно «песочных часов».
– Это была диверсионная группа. Поэтому каждому дали по синтезатору, – пояснил Капелли. – Вообще, это редкая удача. Литке будет просто в экстазе! А уж снабженцы в Комитете…
– А что еще он умеет синтезировать? Золото может?
– Витамины группы А, витамины группы Б, селен, цинк и воду. А еще медицинский гель и питательный гель.
– То есть он делает еду из ничего?
– Не из «ничего», а из сырья. И не еду, а дрянь. Ты этот их питательный гель не станешь есть, даже умирая от голода. Он ядовитый и воняет хуже сероводорода.
– Главное, чтобы химероидам нравилось, – зачем-то сказал я.
С роботизированной тачкой, полной боевых трофеев, или, как наверняка сказала бы резвая младость, «лута», мы уже в густых марсианских сумерках подошли к жилблоку, обезображенному атакой химероидов.
На том месте, где раньше располагался аккуратный террариум воздушного шлюза, теперь скалились почерневшие клыки – всё, что осталось от алюминиевого силового набора. Следивший за нами кибернетик Благовещенский, едва смиряя раздражение, проворчал:
– Неправильно идете. Мы здесь всё заварили изнутри… Я говорил уже!
– Извини, – вздохнул Капелли. – От усталости мозги набекрень.
– Входите через аварийный выход! Знаете где?
– Я знаю. Проведу, – поторопился заверить Благовещенского Тополь.
У меня, дорогие мои друзья и мутанты, за годы вредной для здоровья работы в Зоне Отчуждения развилась колоссальная сталкерская интуиция. И вот уж не знаю почему – наверное, от многочисленных контактов с инопланетными артефактами, – в ту минуту моя интуиция впала в истерику. «Опасность!», «Нельзя идти к аварийному выходу!», «Это ловушка!».
Голосила она так пронзительно, что я даже остановился, пропуская вперед Тополя с Капелли. Обвел цепким взглядом параноика весь форпост.
Ну, где угроза? Где?
Серый скат крыши.
Белый глянец стены.
Шесть изувеченных инопланетян лежат как штабель дров. Кто-то, может, шевельнулся? Может быть, кого-то недострелили?
Нет, лежат ровно, как и положено жмурикам.
А сбоку от них точно так же, рядком, выложены все инопланетные заряды взрывчатки, снятые нашими с рудовозов…
Кстати, кто приказал их вот так вот выложить? Ведь достаточно одного выстрела, чтобы эта пенистая субстанция разнесла пол-Марса! Или все-таки недостаточно? Моя паранойя была не особенно компетентна в этом вопросе.
– Пушкарев, ты что там, заснул? – послышался тревожный голос кибернетика Благовещенского.
– Слушай, а это нормально – заряды вот так оставлять? – спросил я. – Ну, которые с рудовозов?
– Их Щенин обезвредил. Снял взрыватели.
– А-а…
Волевым усилием я заставил себя перестать думать о плохом и потащился вслед за Тополем.
В жилблоке было светло, тепло и… человечно.
Да-да, человечно!
Несмотря на то, что при монтаже кают-компании не было задействовано ни одного представителя вида хомо сапиенс, спроектировано всё было настолько ладно и дальновидно, что простое следование программе – а следовали ей, понятно, роботы, распаковывавшие и собиравшие детали воедино, – дало неплохой результат.
Увидев эти милые интерьеры – с роскошными искусственными пальмами и цветущими лианами, псевдокожаными диванами и пейзажами а-ля озеро Селигер на закате, – я невольно вспомнил мою двенадцатую по счету девушку, дизайнера интерьеров Марусю, ее белую грудь и белые ноги. Маруся любила повторять: «красоты много не бывает» и «клиент к цветному тянется». Разговоры эти она вела за сигареткой «после», так что сознание мое заполнилось всяким-разным…
Увы, Литке беспардонно отвлек меня от этих приятных медитаций.
– Долго возились, друзья мои, – как и все работники органов, шеф был сверхтребователен к подчиненным.
– Были обстоятельства, – уклончиво ответил Капелли. – Но результаты того стоили!
Однако Литке как будто его не услышал.
