– Вот, Вольдемарчик, скушай еще отбивнушку, – мурлычу я, с удовлетворением отмечая, что движения парня становятся неточными, глаза косеют, а вино он пьет большими глотками. В этой голове даже мысли предложить мне глоток не возникло. Воспитание. Тем лучше. Надежнее.
Только бы никто не пришел. Да не должен бы, время позднее, остальные уже спят, поди. А надсмотрщикам здесь делать нечего.
– Нажрался, – сыто отрыгнув, заявляет Вольдемар.
– Вот и умница. Запей.
Протягиваю наполненный до краев бокал. В бутылке плещется на дне. Граммов семьсот вина в парне уже ведут наступление по всем фронтам. Куцые извилины проигрывают зеленому змею. Глаза окосели, язык заплетается.
– Я так устал, – хохотнув, откидывается на кровать парень. – И совсем не напился. Правда?
– Да, Вольдемар.
– Налей!
Остатки вина покидают бутылку.
Отбросив пустой бокал, Вольдемар заявляет:
– Полежу немного…
– Полежи. Отдохни. Ты сегодня так много работал. Вот и черепашку расписал…
– Пр… нр…
– Очень понравилось, – уверяю я. – Такое талантливое произведение, у меня даже дух захватило, когда я увидела, какая красота получилась.
– Хр…
– Такие четкие линии, такая мощь задумки…
– Хр…
Быстро отрубился.
Уложив Вольдемара на кровать, слегка тормошу его.
– М-мм, – замычав, парень отмахнулся, словно от назойливой мухи.
Замечательно. Подожду, пока заснет крепче, и…
Оставшаяся снедь манит ароматами, но нервно напряженный желудок не примет и кусочка. Наверное, хорошо, что Вольдемар не предложил разделить трапезу…
Часовая стрелка перескакивает полночную отметку. Время!
Из верхнего ящика стола беру тонкий канцелярский ножик с выдвижным лезвием.
Замерев над посапывающим Вольдемаром, ощущаю желание полоснуть ножом по горлу. Однако сдерживаюсь. После этого возврата не будет. И хотя я полна решимости выбраться из катакомб, но уверенности в том, что мне не придется вернуться, – нет. И что бы там карлик ни рассказывал о смертельном наказании за повторную попытку сбежать, риск не столь велик, как попасться после убийства сыночка Старухи, которая здесь царь и бог в одном не очень женственном лице.
Поражаясь собственным циничным мыслям больше, чем готовности убить человека – да, мерзавца, подонка и, возможно, убийцу, но человека! – со стоном прикрываю глаза.
Вдох-выдох.
Собираю волю в кулак.
Вдох-выдох.
Я сделаю сон вещим.
Открываю глаза.
Вытащив из-под парня полу пиджака, достаю из кармана связку ключей. На кольце их больше десятка, и все разного размера и конфигурации.
Не удержавшись, осторожно расстегиваю одну пуговицу на рубахе и заглядываю. Густые черные волосы покрывают живот, словно мех кавказскую овчарку. Из-за этого устраивать истерику? Сунув связку ключей в карман к канцелярскому ножу, крадучись подхожу к двери.
Приоткрыв ее, выглядываю. В коридоре горит приглушенный свет, позволяющий рассмотреть, что на диване никого нет. В креслах тоже.
Чисто.
Босые ноги ступают бесшумно. Это потом, когда я выберусь из подземелья, вернее – если, мне придется пожалеть об отсутствии обуви. Но сейчас способность ступать бесшумно важнее.
Прислушиваюсь, в коридоре тихо. Остается надеяться, что никому не приспичит наведаться в туалет. Если попадусь здесь, скажу, что очень хочется на горшок. Не будут же обыскивать… Надеюсь. А вот дальше остается лишь оправдываться, что заблудилась.
Да что это со мной? С таким пораженческим настроением бежать плохо.
Взяв себя в руки, продолжаю путь.
