– Как быстро время бежит, – произносит карлик, останавливаясь в центре коридора.
– Как скоротечно ты, мгновенье, – декламирует Петр Евгеньевич.
– Думаю, все вы поняли, что виновны в смерти этого труса, – заявляет Господин Кнут. – Не слышу?
– Да.
– Уже лучше. Но понять мало, нужно раскаяться.
– Раскаиваюсь… раскаиваюсь… – прокатилось по коридору.
– Замечательно, – с воодушевлением произносит низкорослый надзиратель. – Значит, вы с радостью докажете это.
Тишина.
Что он задумал? Какую гадость?
Думаю, подобная мысль родилась не только в моей голове.
– Не слышу.
– Да… да…
– Кто же будет первым?
Затаив дыхание, жду.
Что за пытку он придумал?
– Что же вы такие нерешительные, – ерничает карлик, переминаясь с носка на пятку. – Смелее.
– Я, – неожиданно произносит Нинка. – Я готова.
– Ого! – восклицает Господин Кнут и, приблизившись к подруге, заглядывает ей в лицо.
Наручники не дают девушке обернуться, и ей приходится смотреть из-под подмышки.
Невольно морщусь. Ее левая грудь буквально лиловая от синяков. Слива размером с дыню. Страшно представить, какую ей боль пришлось перенести.
– Значит, ты готова доказать, что раскаиваешься?
– Да.
– Прекрасно!
Достав ключ, карлик освобождает девушку от наручников.
Нинка, повернувшись, обессиленно приваливается спиной к решетке.
– Чтобы доказать истинное раскаяние, – поясняет карлик, протягивая Нинке плеть, – ты должна наказать других виновных. А вы все здесь виноваты. Да?
– Да.
– Три удара. Нанеси три удара, и у меня не останется сомнений в том, что ты раскаялась. Можешь трижды ударить самого виноватого, можешь ударить его дважды, а того, кто, на твой взгляд, виноват меньше, – один раз. Можешь по разу ударить троих самых виноватых. На твой выбор… Ах да. Себя бить нельзя. Приступай!
Взяв плеть, Нинка растерянно переводит взгляд с Господина Кнута на предмет в руках, потом на ряд оголенных тел, тянущийся по обе стороны.
– Не заставляй остальных ждать тебя. Желающих много, – торопит карлик.
Вздохнув, Нинка подходит к бородатому мужику, стоящему почти у самой двери на надзирательскую половину. Шумно вздохнув, она бьет его по спине.
– И что ты делаешь? – разводит руками надсмотрщик. – Это не наказание, а поощрительное похлопывание. Будем считать, это проба кнута. А теперь ударь так, чтобы остался след.
Удар.
Мужик дергается, ойкает.
Карлик подходит, присматривается к белой полосе, на глазах наливающейся краснотой.
– Вот это сойдет. Только больше души в удар вкладывай, больше…
Нинка переходит к парню, стоящему рядом с бородачом.
Взмах плети, свист, звонкий шлепок…
Звенят о решетку наручники.
– Все, – дрожащим голосом произносит подруга, протягивая карлику плеть.
– Это только два, – качает тот головой. – Поглаживание не считается.
Закусив губу, девушка решительно приближается к следующему в ряду мужчине, отделенному от парня, которого только что ударила, толстушкой и Ольгой.
