верни.
– Это плеть, – протягиваю я оружие экзекуции. И кто меня за язык тянул?
– А есть разница? – удивляется карлик. Не бьет, чем, признаться, безмерно удивляет. Уж и голову в шею втянула, проклиная свой несдержанный язык. Собравшись с духом, поясняю:
– Есть. У кнута к ручке крепится полоса, а у плети тело плетеное, да и конец может быть раздвоенным или больше.
Карлик хмыкает, скривив губы:
– Во как! Только это научная ерунда. Плеть – это бабского рода, а у меня мужского, значит, кнут.
Я благоразумно молчу, не давая повода перейти от теоретических рассуждений к практическим опытам на моей шкуре.
Сунув плеть в раскрытую ладонь, я возвращаюсь к решетке и покорно поднимаю руки, давая защелкнуть наручники.
– Я готова, – тотчас звучит ломкий девичий голос.
– Процесс пошел, – замечает карлик, спеша на зов.
Оставшиеся полторы десятка узников демонстрируют раскаяние за час или немногим больше.
Трудно понять, кто по какому принципу выбирал, кому нанести удары. Мне досталось всего пару раз. Видимо, иссеченная Господином Кнутом на оргии и Боксером только что спина являет довольно страшное зрелище, и большинство выбрали тех, кому досталось поменьше. Вот только Боксеру здорово досталось. Удовлетворения от этого я не почувствовала, но и жалости – ни грамма.
– Кто еще не держал в руках кнут? – интересуется карлик. – Пардоньте, плеть. Хм… ни сисек, ни жопы, а туда же… учит.
– Все уже, – подает голос Мордоворот. – Никого не пропустили, я следил.
– Вот и замечательно. Прошу в номера. Да не спешите, не толкайтесь, по одному заходим.
Балагуря и посмеиваясь – что-то сегодня вечно мрачный карлик в хорошем настроении, – он разводит узников по камерам.
Подняв халат, я накидываю его на плечи и стону от боли.
Живот заурчал, напоминая о своем существовании. Понимаю законность требования, но ничего поделать не могу. Остается притвориться, что разгрузочный день – это даже полезно.
Уткнувшись в подушку, я реву. И слезы такие жгучие, что кажется, задержись они в организме, выжгут все изнутри, оставив лишь пустую оболочку.
23. Сила литературы
Два дня меня не трогают. На общественные работы берут других. Вольдемар тоже не показывается. Видимо, похмельные муки что-то там перемкнули в его мозгу, и интерес ко мне пропал.
Не то чтобы это меня расстраивало, надежда с помощью сынка Старухи выбраться на свободу стала после неудавшейся попытки побега иллюзорной, но покровительство обеспечивало некоторую защиту. Можно было не бояться, что карлик со мной потешит похоть. Да и плеть реже касалась кожи. Но одного воспоминания о прикосновениях и запахе Вольдемара хватает, чтобы комок поднялся к горлу и передернуло от отвращения.
Надеяться еще раз попробовать сбежать, напоив Вольдемара, не стоит. Уж очень подземный гений мамашу боится. А другого способа с его помощью попасть в комнату Мордоворота нет. Если бы я знала о системе вентиляции и о том, где находится вход в нее, я бы не вернулась несолоно хлебавши от запертых ворот, не убила бы Федора, а пробралась к вентиляционной шахте и, открутив решетку, полезла наружу. Однако теперь это неосуществимо, даже повторно добившись расположения Вольдемара. Остается Петр Евгеньевич по прозвищу Мордоворот.
От того, как я сижу и размышляю о способах добиться благосклонности надзирателей, на душе мерзко и тоскливо.
Всхлипнув, смахиваю с носа слезинку.
Когда я отсюда выберусь, постараюсь забыть все эту мерзость.
Главное сейчас – выжить и вырваться на свободу.
А для этого нужно…
Решительно встав, вытираю рукавом глаза, натягиваю на лицо улыбку и приближаюсь к решетке.
Удачно.
По коридору, то и дело останавливаясь, чтобы прочитать пару строк, медленно движется Мордоворот.
Обхватив себя так, чтобы руки сжали груди, сделав более дерзкими, с волнующей ложбинкой между ними, поправляю халат, добиваясь некого намека на обнаженность. Виднеется краешек коричневого ореола соска, но не больше, сквозь разошедшиеся полы просматривается шелковистость внутренней поверхности бедра. Взгляд из-под ресниц. Замираю.
Надзиратель, приблизившись, обводит взглядом ближайшие камеры. Скользит по мне, но, не задержавшись, возвращается к раскрытой книге.
Губы шевелятся, беззвучно повторяя прочитанное.
Замерев неподвижно, томно вздыхаю и жду.
Оторвав взгляд, Мордоворот прикрывает книгу, держа палец как закладку, и двигается дальше.
Усилия пропали всуе.
