– Естественные потребности.
– Поссать, что ли?
– В том числе.
– Валяй. Смотри только, чтобы ящерица какая-нибудь норку новую не облюбовала. А я пока перекурю. Вот здесь в тенечке. – Достав из кармана помятую пачку, парень засовывает сигарету в зубы и растягивается на траве, подставив лицо солнцу.
Раздвигая колючие ветки кустарника, я пробираюсь к небольшой низине. Заросли надежно укрывают ее от посторонних глаз.
Найдя подходящее место, расчищаю площадку, чтобы трава не колола.
Присаживаюсь.
Неожиданно в поле зрения попадает рука.
Зажав рукой рот, в ужасе смотрю на посиневшие пальцы, сжимающие клочок туалетной бумаги.
Остальное рассмотреть нет возможности, поскольку все то, что находится выше кисти, отсутствует.
В этот миг что-то бросается на шею.
Отпрянув, я в ужасе провожаю вылезшими из орбит глазами ворону, взлетевшую на деревце.
– Кар! – заявляет она, цепляясь за раскачивающуюся ветку. Готова поклясться, в черных бусинках глаз сверкает злорадное довольство.
Проломившись сквозь кусты, словно сохатый во время гона, я выскакиваю на тропинку.
– Ты там не перенапряглась? – скользя по мне взглядом, интересуется Боксер.
– Там труп, – шепчу я, указывая дрожащим пальцем в направлении ущелья.
– Какой труп? Нинкин?
– Не знаю. Нет, не с-сам труп… его там нет. Может он и т-там, но я его н-не видела.
– Кого не видела?
– Т-т-рруп.
– Так ты его видела или нет? Или только думаешь, что он там?
– Там рука, – совладав с дрожью, отвечаю я. – Похоже на то, что мужская. Не Нинкина.
– Может, дикие собаки с кладбища приволокли, – пожимает плечами Максим.
– До кладбища далеко. Здесь и поселений-то нет. А до ближайшего городишки километров пятьдесят, если не больше.
Спохватившись, натягиваю трусики и штаны. Уши начинают гореть. Мелькает несбыточная мечта оказаться во вчерашнем дне. Утром. И, высунувшись в окно, крикнуть подъехавшей троице: «Я никуда не еду!»
– Ладно, взгляну, – кривится Боксер.
– Может, не надо?
– Показывай.
Возвращаюсь в низину, только теперь впереди движется крепкий парень, и страх уступает место отвращению. Перед глазами появляется эта посиневшая рука, по которой ползают толстые зеленые мухи и проворные муравьи.
– Где?
– Вот тут.
Но руки на месте нет.
Обескураженно верчу головой. Была рука. Не могло мне это померещиться.
– Что-то я не вижу. Может, тебе показалось?
– Я ее хорошо видела, вот как тебя сейчас.
– Только я здесь, а ее нет. Или ты таким образом свои прелести решила продемонстрировать?
– Да как ты…
– Ой, какие мы недотроги! – кривляется Боксер. И враз посерьезнев, заявляет: – Я не намерен больше лазать по горам – достало! Возвращаемся.
– Но… – неуверенно возражаю я. Из головы не идет видение исчезнувшей руки. Слишком нехорошие ассоциации это вызывает.
– Может, Нинка уже вернулась или выбралась оттуда, где там она задрыхла.
– Давай позвоним – узнаем.
– Возьми и позвони, – отмахивается Максим.
– Я мобилу в палатке забыла, – признаюсь я.
– Курица! Ты бы голову еще забыла.
Некоторое время парень изучает содержимое карманов, затем брови озабоченно собираются у переносицы, и он, наконец, изрекает:
– Нет.
