– А вот тут вы ошибаетесь, сэр. Эти силы – на самом деле мнимость! Они просто объявили себя «самыми крутыми парнями на раене», и все им поверили. Как говорил кто-то из моих русских приятелей – иногда достаточно хорошего удара прикладом в зубы, чтобы мозги встали на место.
При этих словах Ойяма поморщился, хотя с чего бы? Все его соотечественники последнюю тысячу лет считали именно такой довод самым убедительным. Долго им пользовались, а в последний раз сами стали объектом подобной процедуры.
– Очень может быть, что нам выпал редкостный шанс – немного исправить эту страну, – продолжал свою речь на грани «нейролингвистического программмирования» Лютенс, – приблизить ее к тем идеалам, что декларировали (не берусь утверждать, что они были совершенно искренни) отцы- основатели. Вы же понимаете, должны были успеть понять, что сегодня в Штатах нет ни настоящего президента, ни сената, ни конгресса, ни независимых губернаторов, суда, прокуратуры. Ничего этого нет. Есть власть спрятавшихся в очень глубокую тень «денежных мешков», скорее даже морских контейнеров, набитых деньгами.
Хоть в одной стране мира – по-настоящему независимой, я имею в виду – возможен такой абсурд, как частная эмиссия денег? Я не слышал. Эти люди напечатали зеленых бумажек на сотню триллионов, и девяносто процентов их ничем не обеспечено. Вы как президент можете это прекратить и вернуть страну к нормальной финансовой системе?
Ойяма опять промолчал. В принципе Лютенс не говорил ничего такого, о чем он сам не размышлял бы постоянно, и не только в годы своей легислатуры, намного, очень намного раньше. Только тогда воспринимал это как данность, как закон природы.
Америка – величайшее в мире государство, призванное руководить миром и человечеством. Для того чтобы выполнять эту миссию, она устроена таким именно образом. И власть, и финансовая система, и неизменная двести лет политика. Все другие державы, некогда не менее великие, давно сошли с исторической арены – совсем как Австро-Венгрия – или превратились в третьеразрядные государства вроде Франции. Даже его Япония, по совести сказать, не более, чем пятьдесят первый штат, ничего собой, кроме относительно большого количества все той же черно-зеленой резаной бумаги на банковских счетах, не представляющая.
Но сейчас, в свете событий последних дней, все стало восприниматься совсем иначе. А если действительно решиться? Стать в один ряд с Вашингтоном, Линкольном, Рузвельтом? Превратить Америку в совсем другую страну. Большую, богатую, культурную, но обыкновенную! С настоящей демократией, настоящими правами человека (заслуживающего это звание), невмешательством в чужие дела. Если получится – подлинным, без «большой дубинки» в руке нравственным маяком остального человечества! Но…
Лютенс, казалось, за проведенное в обществе президента время научился легко читать его мысли. По почти незаметным сокращениям мимических мышц, скупым жестам, свистящему звуку втягиваемого сквозь зубы (по национальной привычке, от которой он вроде бы давным-давно избавился) воздуха. Но прежде всего, конечно, помогал проведенный Ляховым инструктаж. Не зря тот называл себя ясновидцем и специалистом по прочим мистическим процессам. Человек, умеющий ходить между мирами. Впрочем, Волович утверждал, что тоже может.
«Интересно, что с ним сделали после того, как Лерой сообщил «куратору» о его предательстве?» – мелькнула не имеющая отношения к теперешним обстоятельствам мысль.
Вадим Петрович довольно подробно изложил, что должен говорить сам Лютенс и о чем, почти наверняка, будет спрашивать его Ойяма, какие доводы способен воспринять и чем приблизительно закончится сегодняшняя беседа. Имелись в запасе у Лероя и несколько эффектных трюков, способных подействовать на воображение человека, никак не подверженного легковерию.
– Вы наверняка хотите спросить меня, поскольку себе этот вопрос уже задали, – «Неужели желания одного человека достаточно, чтобы изменить двухвековую парадигму величайшей из сверхдержав, страны с населением в триста миллионов, но контролирующей еще три миллиарда людей на Земле?» И я вам отвечу – да. Это возможно. Более того, только так настоящие исторические повороты и совершаются.
Не будем говорить о нравственности или безнравственности того или иного исторического деятеля. Знак тут не важен, это дело вкуса. Линкольн сохранил единство Штатов ценой гибели нескольких миллионов человек, и он велик, хотя Конфедераты были совершенно в своем праве, не желая жить в одной стране с «янки». Гитлер почти без усилий превратил Веймарскую Германию в Третий Рейх. Просто знал «болевые точки» своих соотечественников. Ленин и Сталин свергли царя[101] и построили Красную державу, разгромившую Гитлера. То же самое можно сказать о Наполеоне, Александре Македонском и прочих. Горбачев на наших с вами глазах сделал так, чтобы рассыпался в прах Советский Союз. Все остальное – парламенты, «экономические условия», «совокупная воля масс» – это уже вторично.
Главное – это вовремя услышать эхо шагов Господних. Даже мне кажется, что я их уже слышу.
– Вы опасный человек, Лютенс, и я снова не знаю, слушать ли вас дальше или вызвать охрану…
– Что вы выгадаете, сэр, и что рискуете потерять? Я сам по себе для вас опасности не представляю. Но мои слова вас пугают. Вы не привыкли думать в этом ключе. И я мало в чем могу вам помочь лично. Разве что умереть рядом, когда за вами приедут… Как на днях приезжали за русским Президентом.
– А дальше? Вы явно сделали театральную паузу.
– Дальше? Я от имени людей, которые беседовали со мной так же, как мы сейчас говорим с вами, могу пообещать личную безопасность и полную поддержку во всех делах, которые вы сочтете полезными для Америки. Для себя эти люди не хотят ничего… Но это они сломали нашу игру в Москве и спасли
