невесело...
- Командование французских войск надеется, что их противник проявит человеколюбие и согласится на перемирие. Со своей стороны мы заверяем, что никаких вылазок, обстрелов и иных враждебных действий не будет. А как только мы справимся с недоразумениями, возникшими между нами и нашими союзниками- сможем продолжить переговоры.
- Хватит юлить, мон колонель, - презрительно бросил Меньшиков. - Мы знаем, что ваши солдаты взбунтовались, перекололи половину офицеров, и теперь вы рассчитываете подавить беспорядки турецкими и английскими штыками. Не рассчитывайте, на это мы вам времени не дадим. Хотите остаться в живых - сдавайтесь на аккорд, без условий. Оружие офицерам, так и быть, оставим.
Су-лейтенант растерянно посмотрел на полковника - не знал, как переводить столь бесцеремонный ультиматум. Меньшиков, уловив растерянность переводчика, повторил сказанное по-французски. Полковник резко выпрямился (лицо его скривилось от боли), и быстро заговорил. Су- лейтенант недоуменно глядел то на патрона, то на русских, не понимая, что делать, пока Меньшиков не сделал ему знак - «переводи».
- Ваша светлость неверно судит о том, что у нас происходит. Не буду скрывать, беспорядки имели место. Мятежники убили многих, в том числе командиров первой и четвертой дивизий, генералов Каноб
- Это то, что засовывает под сукно все приказы вашего императора? - со смешком спросил Фомченко. - Осведомлены, как же. Так что, этот Пелись
Великий князь, сидевший справа от генерала, поморщился. Прапорщик видел, что ему не по душе тон, взятый Меньшиковым и охотно поддержанный представителем «потомков». Тем более, что у Николая Николаевича свое мнение насчет судьбы французов...
Полковник снова заговорил, но на этот раз Лобанов-Ростовский не мог уловить смысла - француз говорил негромко, обращаясь только к су- лейтенанту.
- Генерал Пелись
- С помощью турок и англичан? - повторил Меньшиков. - А Пелись
- И младшие офицеры с ними согласны. - добавил Великий князь. Это были его первые слова с начала переговоров. - В самом деле, мсье, пора признать, что ваши солдаты не желают умирать за Луи-Наполеона!
Француз закаменел лицом, вздернул подбородок. Голос его был сухим, надтреснутым, под стать выражению лица.
- Есть присяга - переводил су-лейтенант. - Наши офицеры верны долгу, в чем может убедиться любой...
- Хватит ваньку валять! - недипломатично взревел Фомченко. - У нас за люнетами пять мортирных батарей в полной готовности. Хотите долг исполнять? Будет вам долг, с утра и начнем...
Су-лейтенант поперхнулся от неожиданности. Николай Николаевич наклонился и что-то негромко сказал Меньшикову. Тот, в свою очередь, повернулся к Фомченко. Генерал выслушал и замолк, с раздражением косясь на Великого князя.
- Боюсь mon colonel, это не мы, а вы неверно судите о своем положении. - мягко сказал сын Николая Первого. - Поверьте, мы хорошо осведомлены о настроениях ваших подчиненных. А сейчас - не оставите ли нас ненадолго? Нам надо обменяться мнениями, а вы пока сможете слегка перекусить и утолить жажду. Я слышал, в Евпатории большая нехватка питьевой воды?
- Я вас решительно не понимаю, Ваше Высочество! - нервно повторял Меньщиков. Он комкал в руках белые перчатки; длинные, холеные пальцы подрагивали. - Вы же видите, стоит немного нажать - и они побросают оружие!
- Не согласен с вами, князь, - любезно отозвался Николай Николаевич. - Разумеется, войска на плацдарме обречены, но сражаться еще могут. И если вы и дальше будете переть, простите, как медведь на рогатину - они так и сделают. Это отличные солдаты, вспомните Бородино и Ватерлоо! Когда французы верят своим командирам, они способны творить чудеса!
- К тому же, не стоит забывать о флоте. - добавил Корнилов. Он тоже присутствовал при беседе с парламентёрами. - Лучшие корабли сейчас у Варны, блокаду держат парусные фрегаты. Да, мы сильнее в кораблях и пушках, но для полного исправления рангоута нужна еще неделя.
- Да, - согласился с вице-адмиралом Великий князь. - Если союзники сейчас попытаются вырваться из Евпатории в открытое море - не уверен, что мы сможем им помешать.
- Так чего вы боитесь? - язвительно осведомился Фомченко. - Того, что они будут драться, или того, что сбегут? Вы уж определитесь, господа, у нас тут война, а не сеанс гаданий на кофейной гуще!
А вот это он зря, подумал прапорщик, увидав как дрогнул уголок рта Великого князя. Такого Николай Николаевич не простит. А ведь Фомченко, кажется, собирался в Санкт-Петербург...
Впрочем, виду царский сын не подал.