– И кстати, Хэйзел. Книга лежала в твоей комнате.
Она с тревогой ее признала. На корешке значилось: «Английский фольклор». Это была книга, которую она нашла в сундуке под кроватью. Получается, девушка не поняла ее значения?
Брат распахнул томик.
– Это нортумберлендская сказка о малыше, который не хотел спать. Мама сказала ему, что если он не пойдет в кровать, явятся феи и заберут его. Он не поверил и продолжил играть, пока в очаге не потух огонь. В этот момент феи действительно объявляются: точнее, одна милая маленькая феечка, желающая с ним поиграть. Мальчик спрашивает феечку, как ее зовут, и она говорит: «Васма». Потом она спрашивает имя мальчика, а он с шаловливой усмешкой отвечает: «
Они еще немного играют, и мальчик пытается разжечь огонь. Он раздувает его, но одна искра вылетает из очага и обжигает палец на ноге феечки. Она скулит, как безумная, и из трубы вываливается огромная страшная мама-фея.
Мальчик запрыгивает в кровать, но слышит, как мама-фея допытывается у дочери, кто ее обжег.
– Ясма! Ясма! – завывает маленькая фея.
Очевидно, «я сама» звучит, как «ясма» с нортумберлендским акцентом, поэтому, услышав это, мама-фея страшно хмурится.
– Ну тогда, – говорит она, хватая своего фейского детеныша за ухо и утаскивая в дымоход, – ты не можешь винить никого, кроме себя самой.
Вот и вся история. Васма. Ясма. Я сама.
Бен театрально поклонился.
– И что это значит? – поинтересовался Джек.
– Дай мне ручку, – попросила Хэйзел немного дрожащим голосом, открывая книгу на странице для заметок.
Бен вытащил маркер из ящика с кухонными мелочами и протянул сестре:
– Что не так?
Взяв маркер в правую руку, она написала:
Слово, нацарапанное грязью на стене, не было именем союзника или врага. Это была ее собственная подпись.
Сообщения были зашифрованы, потому что Ольховый король запретил ей ночной раскрывать подробности сделки себе дневной, так что все, что она могла сделать – это оставить несколько туманных подсказок.
Она вспомнила, что рассказал Северин о своем пробуждении. Он услышал ее голос, но к тому моменту, как проснулся – проснулся по-настоящему, – солнце светило высоко в небе, а она уже ушла. Конечно, ушла; ведь ей надо было вернуться в кровать и стать дневной Хэйзел. Она, должно быть, едва успела – даже не смыла грязь с ног. В панике написала имя на стене и бросила книгу в недавно опустошенный сундук. Она разбила гроб, держа в голове какой-то план, идею заключить сделку с Северином или намереваясь отдать ему меч. Что бы девушка ни замышляла, когда он еще не проснулся, она, должно быть, поняла: то, что она владеет Верным сердцем, будет обнаружено.
Поэтому спрятала его где-то, где никто не догадается искать. Где Ольховый король не сможет его найти, даже если найдет ее саму.
А потом Хэйзел не спала всю следующую ночь, преследуя Бена по лесу и выслушивая угрозы Северина. Она вздремнула лишь несколько минут на рассвете. Этого ей ночной хватило лишь на то, чтобы оставить записку, которую Хэйзел нашла в своей школьной сумке:
Но Хэйзел не послушалась. Она не ложилась и следующей ночью, и у ночной Хэйзел не было времени достать меч и придумать новый план; не было времени ни для чего.
Первая записка, которую она обнаружила в грецком орехе в «Лаки», наверняка была проверкой ее ночной: она хотела удостовериться, что сможет отправить себе дневной сообщение и не быть пойманной Ольховым королем. Следующую записку она написала в панике, когда не была уверена, что ее не раскроют, и не хотела оставлять никаких улик. Она не собиралась давать себе дневной слишком много зацепок, которые могли бы завести ее в беду, – а та даже не будет знать причины.
Как же она все запутала.
Северин сбежал по лестнице с гарпуноподобной штукой, сделанной из пилы и древка от граблей.
– Снаружи кто-то есть, – сказал он.
