– Просто хотела удостовериться – ты иногда так бормочешь. Вот, подписывай тут, – она протянула ему клочок бумаги и карандаш, потом расписалась рядом с ним. – Предоставь это мне.
Эви продефилировала мимо очереди нетерпеливых горожан, помахивая расшитой бисером сумочкой на локте. Молодая леди, которая их узнала, сейчас как раз стояла у окошка.
– Мне ужасно неловко вас прерывать, – Эви одарила ее улыбкой. – Вот ваш автограф, моя дорогая.
Затем она улыбнулась почтмейстеру.
– Я опять забыла: какую марку, вы говорите, надо клеить на брачное свидетельство?
Тот растерянно поглядел на нее, а девушка ахнула и прикусила губку.
– Впрочем, какая разница. Думаю, у меня все получится. Не будем заставлять мирового судью ждать! – сказала Эви, подмигнув ей.
Мурлыкая себе под нос, она прогулочным шагом направилась прочь и юркнула за какой-то большущий цветок в горшке, откуда открывался вид на телефонную будку.
– Раз… два… – начала она, глядя сквозь ветки.
Не успело настать «три», как их юная фанатка влетела в будку, даже не позаботившись закрыть за собой дверь.
– «Нью-Йорк Дейли миррор», пожалуйста, – заорала она в трубку. – Да! Это «Дейли миррор»? Да! Держитесь там за шляпы, потому что у меня для вас сенсация. Я сейчас на почте, на большой, которая на Восьмой авеню. Здесь Сэм Ллойд и Провидица-Душечка. Они забирали свидетельство о браке и, я слышала, что-то говорили о мировом судье. Они планируют побег! – она сделала паузу. – Ну, я понятия не имею, почему они забирали такой документ на почте, но они сейчас тут, и вам бы хорошо поторопиться, пока они не улизнули!
Девушка нажала на рычаг и снова набрала.
– Да, «Дейли ньюс», будьте добры…
Вполне довольная результатом, Эви нашла Сэма под лестницей, и они стали ждать.
– Что ты там устроила, будущая миссис Ллойд?
Эви ухмыльнулась.
– Кто ждать умеет, тот всем владеет.
– Это обещание? – Сэм одарил ее своим фирменным волчьим оскалом, и у нее в животе снова что-то затрепыхалось.
Ждать, впрочем, пришлось недолго. Через несколько минут ватага репортеров из конкурирующих изданий взяла почту штурмом. Это заметили с улицы, и вскоре все кругом запрудила толпа ньюйоркцев, взволнованных перспективой изловить парочку знаменитостей, собирающихся сбежать. Сэм выглянул как раз вовремя, чтобы увидеть, как полицейский кордон пытается сдержать внезапный вал фанатов. Все это отчетливо отдавало каким-то дружелюбным народным восстанием.
– Такого отвлечения тебе хватит? – деловито осведомилась Эви.
– Красотка, это первый класс!
Последний луч солнца ворвался в высокие окна и упал на лицо Эви, озарив его целиком – и сложившиеся в довольную улыбку губы, и темно-голубые глаза, сощуренные, потому что их хозяйке недурно было бы завести солнечные очки, да тщеславие мешало: такое лицо всегда должно быть открыто. Эви улыбалась, от души наслаждаясь спектаклем. Сэм когда-то путешествовал с цирком, но рядом с Эви всегда свой собственный цирк – да что там, настоящая воздушная гимнастика. Он был бы рад совершить что-нибудь потрясающее, нелепое, забавное, чтобы пофорсить перед нею – ну, скажем, поехать в Бельмонт и поставить все свои деньги на лошадь. Черт, да хоть купить эту самую лошадь и назвать ее в честь Эви. Глупо, ужасно глупо, пускать девушку вот так к себе вовнутрь… Но прекращать этот балаган ему не хотелось – вот нистолечки.
– Что такое? – Эви встревоженно пригладила волосы. – У меня на голове что-то не то?
– Ага. У тебя на голове лицо, представляешь?
Эви закатила глаза.
– Просто так уж вышло, это чертовски симпатичное лицо, – сказал Сэм и готов был поклясться, что Эви зарделась.
– Вон они, там! – завопил кто-то в толпе, показывая, к счастью, совсем в другую сторону, где мужчина и дама шли с небольшим терьером на поводке.
Полицейские заорали и засвистели, а толпа вырвалась из оцепления и хлынула на другую сторону вестибюля, грозя смести ни в чем не повинную пару.
– Пожалуй, нам пора, Бэби-Вамп, – заметил Сэм.
Он потянулся за ее рукой, ее пальцы нашли его, и, радуясь надежности пожатия, Сэм подхватил Эви и ссыпался по ступеням в подвальный этаж. Наверху бал правил хаос.
Они миновали огромное главное помещение, где жужжали и грохотали сортировочные машины, рождая неумолчный механический гул. Письма летели по прозрачным трубам в тележки, откуда их забирали на обработку почтовые рабочие, слишком занятые, чтобы заметить ненавязчиво проскользнувших
