– Я… я думаю, нам уже можно вылезать, – сказала Эви.
– Да, скорее всего, – ответил Сэм.
Эви выбралась из-под стола и потянулась. Сэм последовал за ней, выпрямился, резко развернулся всем корпусом и на мгновение привалился к стене.
– Эй, ты там как?
– Высший сорт. Просто… дай мне минутку. – Странно, но голос у него был слегка запыхавшийся.
Через секунду он повернулся к ней – чуть раскрасневшийся, будто только что выпил.
– Думаю, было бы недурно подышать воздухом – пока еще можем.
Они пошли по длинному коридору. Сэм все еще чувствовал у себя на воротнике след ее духов. Он искоса взглянул на Эви – ровно в тот миг, когда она посмотрела на него: улыбающаяся, слегка на взводе от пережитого приключения, – и сердце у Сэма вдруг оказалось чересчур велико для клетки ребер.
Уборщик вывернул из-за угла с ведром и шваброй, и Эви пискнула от неожиданности. Тот вытаращил на них глаза, потом подозрительно прищурился.
– Эй! Вам тут нельзя находиться. Кто вас сюда пустил?
– Ой, мы дико извиняемся, отец. Искали отдел невостребованной корреспонденции, хотели поклониться могилам, так сказать… – пояснил Сэм.
Эви хрюкнула от смеха, не слишком убедительно попытавшись замаскировать звук приступом внезапного кашля.
– …но, кажется, это не он. Вы уж нас извините.
Схватившись за руки, они проскочили мимо уборщика. Внутри у Эви закипал, булькая, смех, и этого хватило, чтобы Сэм тоже утратил всякое самообладание.
– Вам тут нельзя находиться, – еще раз попробовал донести до них упорный служитель, но пара, истерически хохоча, уже мчалась бегом прочь.
К тому времени, как Эви и Сэм добрались, наконец, до «Вальдорфа», «Радиозвезда» уже поджидала их.
– Надо поглядеть, смогу ли я нарыть одну из этих читающих перфокарты машин, – сказал Сэм, приглаживая черную шевелюру и снова водружая сверху свой моряцкий картуз.
– Кто, по-твоему, были те парни в серых брюках? – спросила Эви.
– Вот уж не знаю. Но не отдел недоставленных писем они там искали, помяни мое слово.
– Кстати, ты про завтрашний вечер не забыл? Мыло Пирса с ума сходит от перспективы твоего появления на моем шоу.
– А мне очень надо?
– Сто пудов. Это будет всего несколько минут, Сэм. Достаточно, чтобы продать мыло и осчастливить рекламщиков, что в свою очередь осчастливит мистера Филипса, что в свою очередь осчастливит меня.
– Какая длинная цепочка счастья, однако. Хорошо, Шеба. Увидимся в девять.
– Не пойдет. В девять шоу. Явишься в полдевятого.
По ту сторону стекла секретарша мистера Филипса уже отчаянно махала Эви, делая головой дерганые жесты в сторону журнальной братии.
– Кажется, мне пора, – сказала Эви.
Она все еще ощущала призрак Сэмовой руки у себя на плече.
– Кажется, да, – сказал Сэм, не двигаясь с места.
– Ну… – сказала она.
– Да, – сказал он.
– До скорого, мой милый Лепрекончик, – сказала Эви, пятясь к дверям.
– До скорого, моя Котлетка, – Сэм галантно снял перед нею шляпу.
Сквозь высокие отельные окна он пронаблюдал, как внутри фотограф поставил Эви позировать с теннисной ракеткой, как будто она тянется за подачей. Это был всего лишь фотоснимок, но на личике у Эви застыло выражение суровой сосредоточенности, будто она собиралась отбить злосчастный мяч, как минимум, к звездам. Сэм понимал, что и ему тоже давно уже пора, да только никак не мог уйти.
По пути в Нью-Йорк он в свое время провел пару месяцев с отчаянной авиаторшей по прозванию Мертвая Петля. Она ему ужасно нравилась, но в конце концов он бросил ее ради проекта «Бизон».
– Всю дорогу думала, что прикончит меня когда-нибудь самолет, – сказала она ему тогда. – И никогда – что мальчишка навроде тебя. Когда-нибудь девчонка разобьет тебе сердце – как только это случится, дай мне знать, я пошлю ей благодарственную открытку.
Она нахлобучила пару авиаторских окуляров на блестящие от слез глаза.
– А ну, брысь отсюда, летун! Мне еще целое шоу летать.
Да, у Сэма были способности, помогающие в любой момент получить нужное, но с любовью такие фокусы не проходят. Любовь должна быть отдана
