его знает чем еще – тем, что делало Джерико таким уникальным, – произвел на свет божий это удивительное достижение? Да, Марлоу изготовил детали и изобрел сыворотку, но не имел права утверждать, что все получившееся – исключительно его рук дело. И сам Джерико как он есть – тоже.
Выбор… Именно выбор создал человека, ведь правда?
Марлоу тем временем проследовал к диораме и принялся выверять расположение домиков, доводя топографию до абсолютного совершенства.
– Мы изучим тебя в лаборатории. Исследуем твою кровь. Проведем тебя через программу общей физической подготовки и еще пакет тестов.
– А я-то что со всего этого получу?
Марлоу нахмурился: статуя крылатой Победы была не на месте. Он взял ее двумя пальцами, и ангел воспарил над крошечной выставкой, пока творец озирал свое творение, ища, куда бы его приткнуть.
– Мы все как следует отладим, чтобы тебя не постигла та же судьба, что остальных участников программы «Дедал». Ты точно не кончишь, как твой друг, сержант Лестер.
– Леонард. Сержант Леонард.
– Точно. Конечно, сержант Леонард.
– Но пока что мне прекрасно хватает и сыворотки.
– Разумеется. Ты очень хорошо справлялся, Джерико. Но что, если ты способен на большее, чем просто «очень хорошо»? Что, если мы дадим тебе шанс стать поистине необычайным? Исключительным. Настолько необычайным и исключительным, что такой мужчина станет совершенно неотразим для мисс О’Нил, – глаза Марлоу засверкали. – Ну, когда ты упомянул ее имя, я подумал, что за всем этим что-то кроется.
Джерико ничего не ответил.
– Когда ты встанешь на сцене и продемонстрируешь все свое превосходство над обычными людьми, в целом мире не останется девушки, которую ты не смог бы заполучить. Таков закон животного царства: побеждает сильнейший.
Марлоу поставил статуэтку Победы в самой середине модели.
– Я вам не животное, – Джерико посмотрел на него мрачно.
– Нет-нет, не кипятись. Я вообще-то комплимент тебе пытался сделать.
– Я не хочу быть выставочным экспонатом. Я хочу просто нормальную жизнь.
– Нормальную! – прогремел Марлоу, нависая над столом, будто грозовая туча. – Ни один человек, который хоть чего-то в этом мире стоит, не хочет быть «нормальным», Джерико. Будь выдающимся! Замахивайся высоко! Ты что, правда веришь, что твоя юная леди хочет обычной нормальной жизни? Судя по тому, что я видел, – нет. Забавно, что это племянница Уилла! Они похожи друг на друга не больше, чем сыр на сырость.
– Не больше, чем я на вас, – огрызнулся Джерико.
– Я правда тебе настолько отвратителен? – тихо спросил Марлоу.
– Не то чтобы я не был вам благодарен за все, что вы для меня сделали… Сэр.
– Да не благодарности я хочу от тебя, Джерико, – отмахнулся Марлоу. – Я помню, как первый раз увидал тебя: ты лежал на столе в госпитале, не плача и не жалуясь. Мне сказали, что ты умный, что любишь читать, особенно философию и про машины, – ты своему отцу помогал чинить все на ферме. И я задал тебе один вопрос, чтобы завязать разговор, – ты помнишь?
Джерико помнил. Тем утром он впервые осознал весь упрямый, несговорчивый ужас своего положения. Целый час он таращился в потолок, изо всех сил стараясь удержаться за таявшую на глазах надежду на чудо. И там, слушая крики и стоны людей вокруг, он, наконец, понял, что надежда есть порождение отнюдь не веры, призванной приблизить человека к Богу, но лишь отрицания и самообмана, не дающих ему признать, что бога попросту нет. Интересно, если он просто перестанет есть и даст себе уснуть навсегда, будет ли это считаться самоубийством, которое его всю жизнь приучали считать грехом?
Но о каком грехе может идти речь, если бога все равно нет?
Потом он услышал приближающиеся шаги. Он вполне мог повернуть голову, посмотреть, кто там, но продолжил пялиться в потолок. Улыбка медсестры вползла в поле зрения; кто-то стоял рядом с его парализованным телом.
– Тут кое-кто приехал повидаться с тобой, Джерико.
Ей на смену, заслоняя свет, явилось лицо Джейка Марлоу.
– Привет, Джерико.
Он не ответил.
– Ай-ай, Джерико, где же твои манеры? Мистер Марлоу приехал к тебе аж из самого Вашингтона, – она укоряющее поцокала языком.
Джерико представил, как медсестра падает с обрыва. И здороваться все равно не стал.
– Простите, мистер Марлоу, – сказала сестра. – Он не всегда такой нелюдимый.
– Все в порядке, мисс Портман. Вы нас не оставите на минуточку?
– О, разумеется.