Лин кивнула. Мэйбл поставила на стол часы, и Лин погрузилась в их мерное тик-так, мечтая найти в нем успокоение. Шляпу Генри она крепко прижала к груди, а другой вцепилась в перо – напоминание о грядущей битве. Потом она глубоко вдохнула, закрыла глаза и стала ждать, когда откроется самая важная сонная дорога в ее жизни.
Театр снов и мечтаний
Лин проснулась на уже таких знакомых улицах старого Нью-Йорка – правда, теперь эта часть сна как-то поблекла в красках, да и сил в ней осталось куда меньше. Мимо процокал фургон – скорее намек на человека и лошадь. Где-то в тумане потерянно разносился голос Альфреда Бича:
– Приглашаю… увидьте… удивитесь… будущее…
Вся сцена будто таяла в небытии, как старое, ненужное воспоминание.
Лин на мгновение испугалась, что не сумеет добраться до Генри.
– Убийство… – раздался приглушенный крик, и секундой позже мимо проскочила женщина под вуалью – такая эфемерная, что в стене для нее открылся лишь крошечный, слабо колеблющийся проем.
Лин быстренько нырнула вслед за ней, молясь, чтобы он не закрылся в момент перехода. Без Генри идти через темную подземку было совсем одиноко и страшно, но Лин не могла позволить себе сомнений. Наконец, она оказалась на станции. Там было светло и уютно, словно ее ждали, но Лин все это отнюдь не порадовало – теперь, когда она знала, откуда что берется. Она нажала клавишу на рояле – неважно какую, любую…
– Генри? – позвала она. – Генри? Это Лин. Я иду за тобой.
В темноте полыхнула головная фара, возвещая прибытие поезда, и вот уже Лин сидела в вагоне, направляясь назад, в частный мир снов, на встречу с Вай-Мэй.
Там, на конечной станции, юная китаянка сидела на лугу, в высокой траве, подле кизилового дерева, которое они сотворили вместе. Она счастливо что-то себе напевала, и решимость Лин на мгновение пошатнулась. На Вай-Мэй был разукрашенный драгоценностями убор императорской наложницы – как у какой-нибудь из ее любимых романтических оперных героинь. При виде Лин она радостно улыбнулась.
– Привет, сестрица! Тебе нравится? – она повертела головой, c гордостью демонстрируя корону.
Еще вчера Лин бы сочла это зрелище невыразимо прелестным.
– Должно быть, куча энергии ушла, чтобы такое создать, – холодно заметила она.
– Оно стоило всех усилий, – сказала с улыбкой Вай-Мэй, и Лин стало нехорошо. – Я так рада, что ты вернулась. Выпьешь со мной чаю?
Она налила чашку и радушно протянула ее Лин.
Та не взяла.
– Я ненадолго. Я пришла поговорить.
Вай-Мэй махнула рукой, словно разгоняя остатки дыма в комнате.
– О прошлой ночи?
– Да. И не только.
– Все уже забыто, сестра. Я простила тебе все, что ты сделала. Я же знаю, ты хотела как лучше. И я не желаю больше говорить обо всех этих гадостях. Садись, я тебе расскажу все о нашей сегодняшней опере. Ты сможешь взять любую роль, какую только захочешь – кроме, конечно, той, что буду играть я.
Лин не двинулась с места.
– Вай-Мэй, где сейчас Генри?
– Генри? С Луи, конечно.
– Вай-Мэй… Ты должна его отпустить.
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Он совершенно счастлив с Луи у них во сне.
– Нет. Он попался в ловушку сна. Ты не можешь вечно оставаться тут, Вай-Мэй. Никто не может по-настоящему жить во сне. Ты… ты причиняешь людям страдания. И Генри тоже.
– Я бы никогда не причинила Генри вреда!
– Все вот это, – Лин широко повела рукой, – высасывает из него
– Все это не имеет ни малейшего смысла! – Вай-Мэй зажала уши ладошками. – Если ты пришла говорить гадости, уходи немедленно.
Надо как-то пробиться через туман у нее в голове, заставить увидеть… Лин протянула ей руку.
– Я хочу кое-что тебе показать. Очень важное. Прогуляемся немного… сестра?
Услышав это слово, Вай-Мэй заулыбалась.
– Это такая новая игра?
– Это эксперимент, – ответила Лин.
