Пейдж кивнула:
— Надо бы уже решиться и не метаться.
— Да, метания — для слабаков, — сказал Рикард и глотнул из фляги. К тому времени он уже порядком разрумянился. — Я вот определился: иду в патрульные.
Майра вскинула бровь:
— В патрульные, говоришь?
Рикард сделал грозное лицо:
— От тебя никак самогонкой разит? Если не отдашь контрабанду, я тебя в Темницу брошу!
Ребята зааплодировали его убедительной игре. Рикард поклонился, сделал еще глоточек и уже серьезно заметил:
— Я подумал… что смогу добывать информацию. Типа шпионить за патрульными: внедрюсь в их ряды, стану действовать у них под самым носом.
Майра кивнула:
— Держи друзей близко, а врагов еще ближе.
— Точно, — отозвался Рикард.
— Отличная идея.
Тут все посмотрели на Калеба, молчавшего с тех самых пор, как заговорили о выпускном. Выглядел он подозрительно, и Майра заглянула ему в глаза.
— Ну… а как насчет тебя?
Калеб тоже посмотрел ей в глаза.
— А что насчет меня?
— Пойдешь в ученики советника?
На лице Калеба отразилась боль. Видеть ее было непривычно. Все цеха принимали в ученики детей любой семьи, невзирая на происхождение, но в Синод брали только выходцев из кратоса.
— Я всегда думал, что пойду по стопам отца, — помедлив еще немного, ответил Калеб.
— Думал, — заметила Майра. — В прошедшем времени?
Калеб не стал отрицать.
— Сомнения терзают? — поинтересовалась Пейдж.
— Можно сказать и так.
— Что у тебя на уме, старик? — спросил Рикард, передавая Калебу фляжку.
Самогон Калеб принял охотно и сделал большой глоток.
— Не можешь простить им суд над Майрой?
Калеб утер губы.
— Это и многое другое. Вот теперь раздумываю: может, пойти в снабженцы или даже фермеры? Там безопаснее. Вдруг мне понравится овощи растить? Если подумать, то в демосе не так уж и плохо.
— Под угрозой все, — напомнила Майра.
Калеб упер в нее взгляд налитых кровью и обрамленных темными кругами глаз. В них Майра прочла задавленные страх и ужас. А ведь Калеб и правда мечется. Должно быть, всю ночь не спал.
— Прости, это было грубо, — извинилась она.
— Не стоит извиняться за правду, — упрекнул ее Калеб. — Мне противна сама мысль вручить жизнь этим гадам, что палец о палец не ударят, пока мы тут все задыхаемся.
— Они не то чтобы палец о палец не ударяют, — заметила Майра. — Они приносят в жертву все больше людей, чтобы ослабить бремя системы и отсрочить второй Конец. Папа говорит то же самое. То, что происходит сейчас в колонии, можно назвать одним словом… — Майра не договорила.
— Убийство, — едва слышно подсказал Калеб. — Поверь, я думаю об этом всякий раз, когда смотрю на отца, и у меня ум за разум заходит. Отец знает, что что–то не так, я стараюсь видеться с ним пореже: ухожу из дому рано, прихожу поздно.
Майра положила руку ему на плечо.
— Мне неприятно говорить, особенно теперь, когда я знаю, что значит не иметь выбора, но ты должен пойти учеником в Синод. Твой отец и так подозревает тебя, а уж если ты выберешь другую профессию, решишь перейти в демос, не взбесится ли он, не станет ли допытываться? Может, и вовсе расследование начнет?
— Ты права, отец придет в ярость.
— Рисковать нельзя, верно ведь? Если хотим пережить следующие несколько месяцев, придется перешагнуть через себя.
