Дрожание паутины перед тем, как ее рассечет холодное лезвие бритвы.
С каким-то отстраненным любопытством Волков осознал, что втайне ждет этого «что-то». Надеется, что лезвие все же перережет нити, разрушит хрупкий порядок, разорвет сложившийся рисунок настоящего.
Он поднял воротник пиджака, закурил последнюю оставшуюся в мятой пачке сигарету, засунул руки в карманы брюк. И, сгорбившись, сбежал по лестнице на первый этаж, толкнул дверь подъезда.
Угнанной машины уже не было, лишь угадывались в грязи следы стертых протекторов, двумя полосами уводящие в сторону дороги. Что ж, хорошо, хоть здесь все прошло по плану.
Религер, стараясь не привлекать к себе внимания, пересек большой двор, прошлепал мимо пустующей детской площадки. Если одинокий дворник и обратил внимание на здорового мужика в грязном, но дорогом костюме, покрытом подозрительными пятнами бурого цвета, и драной рубашке без галстука, то не подал виду, продолжая методично мести мокрый асфальт. Остальным прохожим было не до одноглазого — многие не до конца проснулись, чтобы смотреть по сторонам.
Беседка, о которой шла речь, располагалась в небольшом закутке между двумя домами и трансформаторной будкой, в пределах прямой видимости от дома с квартирой-схроном. Егор пока не решил показывать ли Ильину где именно он обосновался, но и терять из виду дом не хотел — мог проворонить Кима.
Ильин появился ровно через пятнадцать минут. Худая, нескладная фигура в болоньевой куртке и кепке вынырнула из темного прохода между палисадником и будкой, быстрой походкой направилась к беседке. Вид у Романа был сосредоточенный и серьезный, глаза мрачно смотрели из-под насупленных бровей.
— Привет, — он забрался в беседку, уселся на деревянные перила, взгромоздив ноги на грязную доску лавки. Окинул взглядом религера. — Ты из могилы вылез?
— Здравствуй. Почти оттуда. К чему такая спешка? Встретились бы днем, поговорили.
— Ты оптимист, — скептически произнес Ильин. — Ладно, не хочешь объясняться — дело твое.
— Ты по поводу Феликса? — попытался угадать Волков. — Ну, извини, мне обратиться больше не к кому было. Не оставлять же трупы прямо возле моего дома.
— А об этом пусть твой фанатик на будущее думает, — огрызнулся Ильин. — Ты когда-нибудь ехал по Городу в машине с четырьмя жмуриками? Когда кажется, что каждая нагоняющая машина — за тобой? Да еще этот, маньяк-душитель твой, у него же вообще хрен поймешь, что на уме!
— Он — милейшей души человек.
— Он — больной на всю голову. Он, прежде, чем закопать трупы, языки им вырезал!
— Он верит, что таким образом лишает души умерших возможности задавать вопросы Отцу и, тем самым, познать Истину, — усмехнулся религер.
Ильин лишь вздохнул, не поддержав саркастический тон товарища.
— Надоело мне это все, Егор, — еле слышно протянул он. — Я уже забыл, когда последний раз хорошо спал. Такое снится, врагу не пожелаешь. Я же по всем этим вашим сектам и конфессиям напрыгался, у меня в голове такая каша из философий и догм, что уже сам не понимаю что я и где я.
— Брось, это просто утро такое, хмурое. Сейчас разбежимся и ложись. Валерьяночки накапай — и спи спокойно.
Роман поднял на Егора усталые, ввалившееся глаза. При взгляде в них сразу пропало желание шутить и ерничать.
— Ты такой спокойный, — почему-то удивился Ильин. — Я поражаюсь тебе, честно. Я много кого знал в жизни, но ты — это что-то уникальное.
— Ну вот! — вновь заулыбался Волков. — Пользуйся, пока я жив.
— Если бы я мог что-то повернуть вспять, — продолжил тем же грустным голосов информатор. — Я сделал бы так, чтобы никогда не встречаться с тобой. Ты как вампир, пользуешься людьми, вытягиваешь из них тепло, а потом оставляешь позади, наедине с самими собой. Опустошенными и одинокими.
— Да что с тобой такое! — воскликнул Егор, сжимая в кармане банку консервов.
Ильин закрыл глаза сухой ладонью с выпуклой сеткой вен, проговорил:
— Извини, устал я что-то. Вымотался полностью.
Он убрал ладонь, поднял голову и криво улыбнулся, стараясь приободриться.
— Ты мне лучше скажи…
Договорить он не успел, потому что Волков резко шикнул на него и развернулся в сторону «схрона».
К подъезду подъехала машина, черный внедорожник. На улицу шустро выскочило четверо человек. Одетые как работники похоронного бюро, руки в перчатках. У одного в руках длинный зонт.
— Похоже, твои, — прокомментировал Ильин, близоруко прищурившись.
— Мои, — протянул Волков. — Из охраны Собора. Только где Ким?
Четверка религеров-мистириан разделилась — один легкой трусцой побежал за дом, трое слаженно влились в подъезд.
