В дверь постучали, а потом она приоткрылась и в избу просунулась Лёшкина голова:
– Идемте, мы готовы!
Уговорить пойти «на бой» Борису с Лёшкой удалось только одного кособокого и безгубого, похожего на лягушку мужичка, назвавшегося Павлом. Он то и дело вздыхал и оглядывался, подумывая, вероятно, не слинять ли домой.
– Мы ж говорили, – развел руками Борис, – што у нас тока двое ишшо, кто с руками-ногами. Но второй, Петро, идти отказался. У него мать больная совсем, да братья-сестры, што сами ничо не могут…
– Ладно, – сказала Саша. – Спасибо вам. Только, наверное, и вам идти не надо.
Все, кроме Денисова, уставились на нее с удивлением, а Павел растянул до ушей безгубый рот и радостно квакнул:
– Тады я домой?
– Погодь, – остановил его Борис и спросил у девушки: – Што за хрень? То звала, то не надо?
Саша смущенно шмыгнула носом. Вместо нее ответил Пистолетец:
– Тетка Клава тут сказала кое-что дельное… В общем, скорее всего, мы напрасно пойдем. Никто нас там не дожидается. Глеба или спрятали, где нам не найти, или в город увезли. Нам бы и самим можно было об этом подумать, но… Так что и впрямь, вы уж того, простите нас и прощайте – мы одни пойдем. Посмотреть всё равно надо: а вдруг?..
– Ну так на «вдруг» и мы, глядишь, пригодимся, – сказал Борис и махнул Лёшке с Павлом: – Берем колья – и за ними.
Едва покинули село, Саша юркнула в кусты и переоделась в храмовницкую форму. Одежду погибшей Олюшки она завязала в узелок и отдала Лёшке. Затем, обогнав мужчин, первой выбежала из леса на берег и застала там впечатлившую ее изысканной бредовостью картину: на речном песке, расчерченном прутиком в клеточку, разноногий плешивый мутант и здоровенный чешуйчатый «птеродактиль» играли камешками в шашки.
– Ой! – сказал сидящий к ней «лицом» «птеродактиль».
Разноногий обернулся. Из леса как раз вышли и направились к девушке Пистолетец и трое «диких».
– Ого, какую ты армию собрала! – зацокал языком Игнатий. – Ваша взяла, мы сдаемся. Тока погодь, партейку доиграем, лады? – и, не дожидаясь ответа, повернулся к Стёпику: – Мой ход!.. – Затем он трижды шлепнул черным камешком между белыми, смел их с «доски» и объявил: – Я выиграл.
– Так нечес-стно! – взвыл «птеродактиль». – Так нельзя ес-сть! Так не по правилам!
– А нас с тобой по правилам ели? Вот то-то же. Каждый ест, как умеет. Было бы што. Но то в жизни. А в шашки я тебя честно обыграл, это ты правил не знаешь. И вообче, хорош спорить, нас, вон, люди ждут.
Саша, забыв о цели визита, недоуменно моргала, глядя на говорящего «птера». Наконец всё же очухалась:
– Почему он… разговаривает?.. И вы не боитесь, что он вас тоже… съест?..
– А ш-што мне, молчать, ш-што ли, кады он ж-жульничает?! – возмутился «птеродактиль». – А ес-сть вс-сяких ж-жуликов мне и вовс-се противно.
– Сам ты жулик! – завопил Игнатий. – Не умеет играть, а садится!.. – затем подмигнул Саше и сказал: – Вы его не бойтесь, он человечины брезгует.
Девушка сглотнула и решила в это поверить. В конце концов, не убегать же с воплями отсюда. Хотя, признаться, этого очень хотелось.
– Вы правда сказали, что сдаетесь? – стараясь не смотреть на «птера», спросила она у разноногого.
– Конечно правда. Куды мы двоем-то супротив этакой силищи? Хватайте нас, вяжите и тащите, куда следует. Тока Стёпик щекотки боится, так што поаккуратнее.
– Ничего я не боюс-сь, – обиделся «птер». – И никуда с-себя тащ-щить не дам. И вязать тож-же. Залезай лучш-ше ко мне в упряж-жь, да полетим отс-седова.
– Как же мы полетим, ежели к нам люди драться пришли? Это невежливо. Да я и сдался им ужо…
– Ты с-сдалс-ся, тебя пус-сть и вяж-жут. А я полетел.
– А ну, хватит паясничать! – не выдержал Денисов. – Где остальные?
– Где Глеб? – подхватила Саша.
– Вам направление указать, али точное место? – поинтересовался Игнатий.
– Отвечай, когда спрашивают! – вмешался, тряхнув колом, Борис.
– Так я ж не против ответить-то… Тока вот где они чичас, точно и сам не знаю. А поплыли туды, – ткнул он в направлении Устюга.
– Поплыли? – нахмурилась девушка. – Все?
– Ну да, все. Нас вот тока со Стёпиком не взяли. Маловата, говорят, лодчонка.
– А куда они поплыли?
