И не знала я, что это было – обещание или угроза.
«Ты вечна душой. Я – телом… Скоро… Свидимся».
Слов его я не понимала и слушать их не хотела. Последнее время они звучали в моей голове все отчетливее, и сны становились все ярче. Словно и не сны, а воспоминания. Такие, что просыпалась я красная от стыда и… желания.
Не от него ли я сбежала в эту глушь карельских лесов? Или от себя? Все надеялась, что эти сны закончатся и тот, кто приходит в них, отпустит. Даже пыталась найти себе кого-то, забыться в горячих мужских объятиях, раствориться. Но не могла. Все было не то и не те, все чего-то не хватало, а чего – я не знала и разобраться со своей мечущейся душой не могла. Но ни один из моих мужчин не смог меня ни успокоить, ни вызвать хоть какое-то подобие любви. И к своим годам я уже уверилась, что неспособна любить вовсе. Знать, не дано это мне… Лишь душа тосковала о чем-то неизвестном и несбывшемся, о том, что не могла объяснить даже я. Чужие судьбы я читала открытой книгой, а вот свою не видела совершенно.
Покачала головой, рассматривая медленно ползущий по небосводу месяц. Острые концы его матово вспыхивали искрами, протыкали студеное и уже по-осеннему низкое небо.
Скоро.
Я постояла еще, замерзла и пошла обратно к дому.
Леля и Артем уехали два дня спустя, и провожала я их, скрывая сожаление. Все же расставание с сестрой всегда меня огорчало, хотя и выбор сделан давно. Ольга в город уже не звала, знала, что я откажусь. В оковах железа и камня мне было слишком тесно. Дом притих, провожая гостей и поглядывая на меня со стариковской понятливой жалостью. Теперь неделю будет утешать и даже на время забудет о мышах и пауках, станет рассказывать о лунном свете, запутавшемся в оконной слюде, и о солнечных пятнах, играющих на старых досках в салочки. Будет тихо скрипеть половицами, отвлекая меня от грустных мыслей, и шуршать черепицей на крыше. А то и вовсе потечет кранами или провалится внезапно прогнившей ступенькой, чтобы занять меня новым и, несомненно, важным делом.
Знаю я его…
И дни потекли своим чередом – привычные и спокойные.
В то утро я гостей не ждала: местные знали, что просителей я принимаю лишь на юном месяце, а к полной луне старались напрасно в мой лес не соваться. Тенька услышала гостя первой. Насторожилась, навострила уши, тявкнула, привлекая мое внимание.
Я отложила ложку, которой помешивала закипающий бульон, и тоже прислушалась. Шаги на дорожке были легкие, уверенные и мужские.
– Не рычи, Тень, – пробормотала я. – Гость у нас.
Шаги замерли перед частоколом, и я, подумав, вышла на порог. Возле заборчика стоял молодой мужчина. В дорогой походной куртке и штанах со множеством карманов, в высоких, зашнурованных по-армейски ботинках. За плечом виднелся край оранжевого рюкзака. Голова гостя была непокрыта, и в утреннем свете блестели инеем светлые волосы.
Он, прищурившись, но не приближаясь, рассматривал меня. И я удивилась, что бывают у людей такие глаза – синь бесконечная.
И еще мой незваный гость был вооружен. Я чувствовала тяжесть смертоносного железа в кобуре под его курткой и даже не сомневалась, что мужчина умеет этим оружием пользоваться.
– Зачем пожаловал? – недобро окликнула я. Не знаю почему, но путник разозлил меня с первого взгляда. Словно заранее почуяла, что будут от него проблемы!
– Ведьму ищу, – чуть хрипло и насмешливо отозвался он.
Я рассмеялась почти весело.
– Сказок перечитал?
– Сказок, – усмехнулся он. И легко шагнул во двор. Дом мигнул бликами стекол, и калитка не скрипнула, пропуская гостя. А я задумалась. Он подошел к порогу, и синие глаза оказались вровень с моими, хотя и стояла я на ступеньках. Ростом предки путника не обидели. Да и на ширину плеч не поскупились. Такой и кабана кулаком свалит!
Гость смотрел в упор, внимательно и неторопливо. Осматривал, прищурившись, от рыжей макушки до ног в разношенных сапогах. В синеве глаз мелькнуло удивление – знать, не так он представлял ведьму.
– Тебя как зовут? – вдруг спросил мужчина.
– Зачем тебе мое имя? – усмехнулась я. – Не свататься ведь пришел.
Он вновь окинул меня взглядом, и синева потемнела до цвета летнего предгрозового неба. Я даже засмотрелась. Гость потер ладонью светлую щетину на подбородке, нахмурился.
– Дело у меня к тебе, – мрачно бросил он. – Слышал от людей, что помочь можешь.
– А тропкой не ошибся? – снасмешничала я. – Какое у тебя ко мне дело может быть? Я тебя не знаю и знать не хочу, проходи-ка ты мимо!
Он окинул взглядом притихший дом, пустой двор и макушки елей.
