рыбы и водорослей. Лоренцо редко отваживался выходить из дома ночью, опасаясь встреч с головорезами-чернорубашечниками, которые постоянно бродили по улицам. Две недели назад Марко пришел домой в крови, со сломанным носом, в разодранной в клочья рубахе – следствие такой встречи.
Все могло закончиться гораздо хуже.
Он держался в тени, быстро проходил по узким улочкам, избегал площадей, освещенных уличными фонарями. У мостика в Дорсодуро он помедлил, прежде чем перейти на другую сторону канала, где на открытом пространстве не было ни малейшего шанса спрятаться. Ночь, однако, стояла слишком холодная и промозглая, даже чернорубашечники не рискнули выходить, к тому же он никого не увидел. Лоренцо опустил голову, замотал лицо шарфом, прошел по мосту и поспешно прошагал к дому Лауры.
В последние пять лет величественный дом на Фондамента-Брагадин манил Лоренцо, словно песня сирены, искушая его возможностью увидеть Лауру. Снова и снова забредал он на пешеходный мостик и на улицу, по которой когда-то ходил такой счастливый. Один раз он даже не мог понять, как оказался на этом мосту, – ноги сами принесли его туда. Он напоминал себе лошадь, которая знает путь домой и всегда поворачивает в сторону конюшни.
Лоренцо остановился перед домом Бальбони, посмотрел в окна, в которых в прежние его визиты горел свет. Сегодня здание казалось гораздо менее приветливым, занавесы были плотно задернуты, комнаты освещены еле-еле. Он ударил медной колотушкой – дерево задрожало, как живое.
И тут же в дверях, освещенная со спины, появилась она и ухватила его за руку.
– Быстро, – прошептала Лаура, втаскивая его в дом.
Едва он перешагнул через порог, она закрыла и заперла дверь. Даже в сумерках он видел, как раскраснелись ее щеки, как горят ее глаза.
– Слава богу, ты добрался. Мы с папой так беспокоились.
– Что происходит?
– Мы считали, времени, чтобы все устроить, еще достаточно. Но после того как к тебе в мастерскую пришла та женщина, я поняла: времени нет.
Он прошел за ней по коридору в столовую, где проводил такие счастливые вечера с Бальбони. Он помнил смех, и бесконечные бокалы вина, и разговоры о музыке. Сегодня он увидел пустой стол – даже без вазы с фруктами. Только маленькая включенная лампа стояла на нем. Окна, выходящие в сад, были плотно завешены.
Профессор Бальбони сидел на своем обычном стуле во главе стола, но Лоренцо не увидел того франтоватого веселого синьора, которого помнил. Перед ним высилась мрачная, усталая, сильно изменившаяся версия прежнего Бальбони – Лоренцо никак не мог поверить, что перед ним тот самый человек, которого он знал пять лет назад.
Бальбони поднялся, поздоровался с гостем, выдавил подобие улыбки.
– Принеси вина, Лаура! – велел он. – Выпьем за нашего давно потерявшегося скрипача.
Лаура подала три бокала и бутылку, но настроение за столом, хотя Бальбони и налил вина, царило далеко не праздничное; на лице профессора застыло мрачное выражение, словно эта драгоценная бутылка должна была стать для них последней.
– Salute, – сказал Бальбони.
Он выпил без удовольствия, поставил пустой бокал и посмотрел на Лоренцо:
– За тобой никто не шел?
– Нет.
– Ты уверен?
– Я никого не видел. – Лоренцо перевел взгляд на Лауру, потом на ее отца. – В Венеции должно случиться то же, что произошло в Риме?
– И гораздо раньше, чем я ожидал. Перемирие[12] все изменило, и теперь мы в оккупированной Италии. Войска СС ужесточают режим, и они сделают с евреями то же, что сделали в прошлом месяце в Риме[13]. Глава еврейской общины Венеции профессор Йона предвидел это, а потому сжег все документы, чтобы в руки СС не попали ваши имена. Он пожертвовал собой и дал всем драгоценное время для бегства. Твой отец не хочет видеть грядущую катастрофу, он всех вас подвергает опасности.
– Нас держит здесь не папа, – возразил Лоренцо. – После удара дедушка даже ходить не может – как ему покинуть инвалидный дом? Мама никуда не уедет без него.
Мучительное выражение появилось на лице Бальбони.
– Твой дед – один из моих лучших друзей. Ты сам знаешь. У меня сердце разрывается, но я тебе скажу: у него нет ни малейшей надежды. Альберто уже мертв, и вы ничем не в силах ему помочь.
– И вы говорите, он ваш друг?
– Я говорю именно как его друг. Я знаю, он бы хотел безопасности для вас, а в Венеции больше не безопасно. Ты ведь наверняка обратил внимание, что многие твои ученики перестали приходить на занятия. Сколько соседей потихоньку покинули дома? Исчезли без всякого предупреждения и никому не сказали, куда отправились. Они слышали о римской катастрофе. Тысячу человек арестовали и депортировали. То же самое произошло в Триесте и Генуе.
– Но мы в Венеции. Папа уверяет, здесь такого никогда не случится.
