— Во-первых, хочу заметить, что эти фунты — это моя зарплата как инженера российского ведомства путей сообщения! — важно заявил Дружинин. — А вы, сударь, какой-то самозванец из далекого Чикаго! А во?вторых, деньги я потратил не на развлечения, а на дело. Смотрите, что я купил.
И он выложил на стол два новеньких револьвера.
— Вот этот — капсульный револьвер Кольта с переламывающимся затвором, — объяснил капитан. — Позволяет зарядить сразу всю обойму. А этот — вообще последнее слово оружейной техники, предложенное тем же Кольтом. Семь зарядов, отличная плотность стрельбы! В России пока ни у кого таких нет.
— И зачем нам этот арсенал? — скептически спросил Углов.
— А что, ты думаешь, наше расследование закончится здесь, в Лондоне? — вопросом на вопрос ответил Дружинин. — Мне почему-то кажется, что оно продолжится в других местах. И там нам этот арсенал может очень даже пригодиться. Только представь: если бы у тебя в той конюшне был такой револьвер, ты мог бы прогнать всю эту свору, что на тебя напала. И не надо было бы полагаться на неизвестного помощника.
— Что ж, тут ты, пожалуй, прав, — согласился Углов.
Последний день работы конгресса прошел так же, как и предыдущие, — профессор Енохин ни с кем особо не контактировал, писем никуда не посылал. Углов уже начал раздумывать, стоит ли затевать допрос лейб-медика в обстоятельствах, когда его, в сущности, не в чем обвинить, когда сыщикам вдруг улыбнулась удача. После заседания Енохин не остался на прощальный банкет, а взял кэб и куда-то поехал. Сыщики тоже взяли экипаж и отправились вслед за профессором.
Кэб, везший Енохина, миновал центральные улицы и наконец остановился возле неприметного здания на Стрэнде. Сыщики увидели, что профессор расплатился с кэбменом и вошел в подъезд.
— Он отпустил кэб! — тихо произнес Углов. — Значит, собирается остаться здесь надолго… Надо выяснить, кого он здесь навещает. Я пойду через парадное, а ты, Игорь, узнай, есть ли тут черный ход.
— Я пойду с тобой! — решительно заявила Катя. — Ты со своим акцентом выглядишь подозрительно. Лучше я буду объясняться со швейцаром.
Сыщики вышли из коляски и разделились. Дружинин отправился в обход дома, а Катя решительно постучала в дверь. Раздались шаги, и дверь открылась. За ней оказался не швейцар, а старушка в чепце — по всей видимости, квартирная хозяйка.
— Что угодно леди? — спросила она.
— Скажите, русский доктор уже приехал? — спросила Катя. — Дело в том, что он назначил нам с мужем встречу в этом доме, у своего знакомого, но мы, кажется, опоздали…
— А, так вы к мистеру Беллу! — воскликнула старушка. — Да, вы опоздали, но совсем немного — джентльмен только что поднялся. Так он русский? Никогда бы не подумала! У него внешность английского лорда. Прошу, проходите на лестницу. Вам нужна дверь на втором этаже, направо. Вас проводить?
— Нет, спасибо, мы найдем дорогу! — заверила Катя гостеприимную хозяйку, и они с Угловым направились к лестнице.
Возле указанной хозяйкой двери сыщики на минуту задержались, прислушиваясь. Однако из-за массивной дубовой двери не доносилось ни звука. Тогда Углов потянул створку — и дверь открылась. Крадучись, на цыпочках, они вошли в квартиру. В передней было темно, в следующей комнате — тоже. Однако из глубины квартиры падал свет и доносились голоса. Сыщики прокрались туда и застыли по обе стороны дверного проема. Теперь им было слышно все.
Собеседники разговаривали по-английски.
— Так вы говорите, что император был вовсе не таким здоровым, каким казался? — спрашивал кто-то низким баритоном.
— Да, он всегда лишь старался создать образ богатыря, — отвечал другой участник беседы. Он говорил с сильным русским акцентом и иногда делал ошибки в употреблении слов; очевидно, это был Енохин. — Государь с детства страдал ларингитами, к тому же у него были слабые бронхи, — продолжал профессор. — Ему следовало бережней относиться к своему здоровью. Однако он хотел, чтобы все окружающие считали его железным человеком, солдатом, которому не страшны никакие недуги.
— А признаки вырождения — они были заметны у царя Николая? — расспрашивал хозяин квартиры. — Маленький лицевой угол, скошенный подбородок, дистрофия?
— Нет, ничего такого я отметить не могу, — отвечал профессор.
— Однако признаки вырождения должны были как-то проявиться… — заметил его собеседник. — Ладно, оставим эту тему. Так вы говорите, что лечение императора было недостаточным?
Енохин начал рассказывать про лечение, которое назначал Николаю доктор Мандт, а Катя между тем наклонилась к уху Углова и прошептала:
— Он это, он! Наверняка этот самый Белл был тем человеком, который приезжал в Петербург! Его разговор с Енохиным подслушал Возняк! Видимо, это английский резидент в России. А может, вообще глава их шпионского ведомства!
— Согласен! — так же тихо отвечал руководитель группы. — Белл очень подозрителен. Надо их брать. Брать сейчас, пока они вместе, и тут же допросить и выяснить, что означают все эти разговоры о болезни государя.
