Зеленый замертво пал на землю.
Балур даже не удивился, когда маги, мать их за ногу, завалили черного. Конечно, они завалят. Все курвы, как один.
Остался только красный. Титанический зверь. Армия нападала и откатывалась снова и снова. Вокруг росли горы трупов. Красный проламывался сквозь них, расшвыривая мясо и пламя.
Сверкнули потускневшие молнии — бесполезно. Маги уже растратили свою мощь. Несколько оставшихся всадников на грифонах развернулись и кинулись на красного. Он взмыл в небо — и трупы грифонов посыпались как дождь. Дротики отскакивали от чешуи. Стрелы сыпались к ногам опустившегося дракона, переломанные надвое.
В конце концов человеческий натиск угас. Люди обессилели. Все, что они еще могли, это изображать ничтожество перед исполинским зверем.
Наконец, глядя на побоище, на падающих с неба проклятых грифонов, Балур ощутил: его касается — и давит — перст судьбы.
Вот оно! Самое великое мгновение его жизни.
И тут, словно бог потянулся с небес и растолкал солдат, в толпе открылся прямой путь от Балура к чудовищу.
Аналез набычился, занес стрелку над головой и кинулся в драку.
87. Мечты — в жизнь!
Перед ним встала гора плоти, отвесный утес ярости. Дракон ревел, полосовал когтями, плевал огнем, отправлял в могилу дюжину людишек каждым выдохом. Несколько солдат цеплялись за его спину, отчаянно рубили толстую чешую.
Балур ускорился. Всякая его частица пела от восторга и решимости, согласно неслась к общей цели.
Дракон повел головой, прицелился, выдохнул.
Балур кинулся вправо, покатился. За спиной мир взорвался огнем. Балура окатило жаром. Но аналез уже вскочил на ноги и понесся вперед.
— Давай! — ревел он. — Будь суть идущим ко мне, жирный ублюдок! Ты, мелкочленная раздутая игуана!
В гаме и гомоне сражения, в криках умирающих и воплях наступающей армии дракон никак не мог услышать Балура. Но аналез знал: проклятый зверь слышит.
Балур врезался в рев дракона, плотный, как стена — не первая, какую ящеру доводилось проламывать. Он мчался, не задержавшись ни на мгновение. И сжимал в руках стрелку.
Дракон опустил голову, открыл пасть — поприветствовать гостя.
Летти мертва.
Драконы мертвы.
А Балуру плевать с высокой колокольни.
Тварь ударила когтем. Ящер перекатился, ткнул стрелкой. Та застряла между чешуями. Дракон махнул лапой — и Балур взлетел, мотаясь, будто тряпичная кукла, но хватки не ослабил.
Он грохнулся наземь, его потащило по грязи и обугленным телам, колотило и шмякало, стрелка, все еще торчащая между мощными драконьими пальцами, тряслась и дрожала — и медленно входила глубже. Дракон поднял лапу. Балур повис, раскачиваясь, дергая стрелку из стороны в сторону, стараясь врезаться еще сильнее, пробиться к самому мясу. Тварь запомнит Балура надолго!
Дракон захотел расплющить нахала, топнув. Стрелка с хрустом проломилась сквозь чешую и вошла в драконью плоть. Тот взвизгнул, инстинктивно поджал лапу. Тело Балура подлетело, как щепка. Он яростно крутанул стрелку, стараясь вогнать еще глубже, но та вдруг высвободилась, и ящер полетел прочь, кувыркаясь.
Он приземлился головой вниз, клацнул челюстями, ощутил вкус крови во рту, почувствовал, как захрустел и заныл позвоночник.
Рядом приземлился отрубленный драконий палец.
Балур и дракон заревели одновременно.
Затем тварь открыла пасть — и мир заполнился огнем.
Балур покатился назад — отчаянно и безнадежно. Деваться некуда. Но его спасла кровавая грязь поля битвы. Липкая жижа одела ящера целиком и спеклась на нем, не защитив полностью от жара, но лишив пламя смертоносной силы. И оставила в твердой земляной скорлупе.
Он расшвырял ее, рыча от злобы и боли. Гнусная скотина хотела зажарить его — словно он жертвенный бык, поднесенный рабами хозяину. Словно Балур не отрубил плоть от плоти, словно подонок-дракон не будет много дней вспоминать об аналезе при каждом шаге. Хотя нет, суть не будет дней для воспоминаний. Суть не будет пощады. Балур вырвет его сердце клыками, даже если для того придется лезть в драконью глотку.
Дракон заколебался, пораженный живучестью Балура и его свирепостью. Если уж не погиб, то должен был превратиться в трясущийся кусок мяса,
