— Но чем больше они думают так, тем позже наступит день, когда они разорвут тебя, самозванца, в клочья. Ну объясни же мне, отчего ты не хочешь казаться защитником?
— Я не хочу извлекать выгоду из их слепой веры.
Летти вдохнула глубже, чтобы успокоиться.
— Весь твой план построен на том, чтобы Фиркин подзудил толпу отвлечь стражников Африла. Тяжело вооруженных стражников. Безоружной толпой. Уже поздновато тревожиться о злоупотреблениях слепой верой.
— Но ведь с ними будет Балур!
Летти честно попыталась не рассмеяться.
— Ты плохо знаешь Балура. Ему трижды плевать на то, сколько стражников и фермеров отдаст концы.
— Но я тоже буду там, — сказала Чуда, похоже еще не решившая, обижаться ей или нет.
— Ты собираешься жарить им мясо? Или их самих?
Глаза Чуды на мгновение полыхнули яростью. И еще настоящей болью. Так глядит человек, когда разрубишь ему грудь и воздух из легких с присвистом выносится наружу. Как хорошо, что нож уже в ладони, потому что через секунду Чуде предстоит узнать, каково это. Правда, Чуда очень уж проворно швыряется огнем…
Затем Чуда развернулась и ушла. Мгновение спустя повозка загрохотала, катясь следом, и в ее покачивании ощущалась виноватая неловкость, словно магическое устройство сожалело о ссоре.
— Жестко ты ее, — заметил Билл, наконец отрываясь от сундука.
Он грузил туда бутылки. Интересно, удосужился ли Билл заметить, что именно он загнал Летти в тупик и довел до белого каления?
— Ей толпа дороже нас, — сказала она.
К сиськам Вруны желание сделаться лучше и чище! Летти отнюдь не хотелось умирать ради всеобщего блага.
— Она знает нас всего на пару дней дольше, чем их, — сказал Билл, пожав плечами. — А мы вполне способны позаботиться о себе.
Летти скептически посмотрела на сундук. Позаботиться о себе, мать твою! Летя в этом гробу.
Билл проследил за ее взглядом и усмехнулся.
— Давай попробуем вместе!
Он схватился рукой за край, перелез внутрь и уселся, скрестив ноги. Летти тяжело вздохнула, но последовала примеру и уселась напротив Билла. Не сказать, что внутри уж очень тесно, — но и просторным сундук не назовешь. А вокруг, между прочим, хрупкое стекло с отравой, завернутое лишь в тонкие тряпки.
— Ах, мило, — пророкотали сверху, — суть наблюдать пару голубков, устраивающих уютность в гнездышке.
— Балур, — нежно заметила Летти, — если бы твои яйца подходили по размеру, я бы отрезала их и употребила как шары здоровья.
— Все дело суть в твоих по-мужски больших руках, — раздумчиво сообщил ящер. — В них даже самое большое имеет казаться малым.
Летти не обратила бы внимания на оскорбление, не заметь она, что Билл украдкой глянул на ее руки.
— Ну, если кто-то привык к ощущению мужских рук на своих яйцах… — начала Летти.
Но не закончила. Балур склонился над сундуком, улыбнулся настолько нежно, насколько позволила полная клыков пасть, и с лязгом захлопнул крышку. Внутри грохот ударил по барабанным перепонкам. Билл скорчился, прижав ладони к ушам.
— Суть время начинать, — сообщил приглушенный дубовыми досками и тряпками голос Балура. — Скоро Дантракс будет предпринимающим обыденный послеобеденный моцион.
Пусть и три дюйма дуба, пусть тряпки — но Летти была твердо уверена, что ящер расслышал ее лютый крик: «Сукин ты сын!»
35. Надо всем
Дантракс расправил крылья и закружился высоко над озером Африл. Восходящие потоки играли под ним, будто шаловливые любовницы, поднимая все выше. Да, это как совокупление с ветром. Стихия низка и мелка в сравнении с великим Дантраксом, по праву оседлавшим, подчинившим себе ветер, сделав его тягловым животным.
Мимо пролетела птица, нагло игнорируя превосходство Дантракса. Тот щелкнул зубами, выхватывая тварь из воздуха. Да, кусочек ничтожный. Дракон ненавидел птиц. Пошлые существа, претендующие на место среди…
Мысли дракона прервал свирепый приступ кашля. В воздухе заплясали искры.
Дракон отчаянно взмахнул крыльями, поднимаясь выше, к самым тучам. Что они великому? Тусклый пар. Да плевал он на тучи! Плевал на…
