Поминутно оглядываясь, Табити двинулась вперёд, указывая дорогу. По ходу объяснила, что молока и творога здесь почти не делают, а уж забой животных, тем более в усадьбе жреца, никто не ведёт. Слишком много тлетворных запахов, что для священного места неприемлемо. Скотобойня находится вне города, и уже оттуда каждое утро привозят заказанное количество свежего мяса.
Так Александр узнал, что он в городе. Спросить название не рискнул, зато поинтересовался, нет ли в доме у Приакса рисунка всей Скифии. Даже уточнил:
– Мечтаю взглянуть на обозначения земель всего мира. А то легенды о них слышал, мысленно представляю, а как они выглядят точно – не ведаю.
Несколько удивлённая Табити поинтересовалась у скромно молчащей кузины, почему та не спешит выговориться на любимую тему? На что та равнодушно пожала плечами, вызвав еле слышное: «Точно что-то задумала, змея!..»
Табити оставалось только ворчать себе под нос. Пока шли в подсобные помещения при кухне, она всё-таки рассказала об имеющихся в доме картах.
– У деда много папирусов с обозначениями земель, но он к ним никого не подпускает. Зато в большой столовой есть фреска во всю стену, на которой обозначен весь наш мир. Туда разрешают входить только при визите очень важных гостей, когда там устраивают трапезу. Мне удалось видеть фреску всего несколько раз, Симе – гораздо больше. Но я запомнила, как некоторые гости откровенно насмехались над фантазиями художника. Утверждали, что изображённых там земель не существует. Но мы-то знаем, что фреске, как и этому дому, очень много лет. Чуть ли не тысячу…
Прозвучало весьма интригующе, и Кох стал подумывать, как побывать в большой столовой, но в разговоре его зацепило упомянутое сокращённое имя.
– Может, и к тебе можно обращаться коротко, Таби?
Девушка вновь глянула на смиренно молчащую кузину и, видимо, озвучила реплику, которую обычно следовало ждать от Симелии:
– Вообще-то такие сокращения разрешены только в кругу семьи… Но раз тебя всё равно казнят послезавтра, я тебе дарую эту привилегию! – Спесивость и пафос сказанного скрашивала весёлая улыбка: царица шутила. – А вот и молоко… Здесь хранят его и… и всё остальное.
Кажется, она никогда не интересовалась даже такой простой операцией, как создание творога, потому что с удивлением потыкала пальчиком в подвешенные в тряпочках творожные головки. Хорошо, что погрязнуть в неведении визитёрам не дала крутившаяся рядом пожилая женщина, тут же приступившая к объяснениям.
Как позже оказалось, она совмещала обязанности ключницы, шеф-повара и управляющей. В усадьбе оказалось довольно много прислуги, помимо тех немых громил, которые являлись подручными жреца, и лучников, которые круглосуточно несли стражу на крыше здания. Конкретнее говоря, даме подчинялись шестнадцать человек: конюхи, скотники, повара, прачки, шорник-плотник и четыре довольно милые на вид молодки. Молодки убирали в доме и позволяли себе флиртовать с лучниками.
Имелись ещё две красотки, ключнице не подчинявшиеся, – они общались только с хозяином и считались не только его ученицами, помощницами, но ещё и согревали его постель особо прохладными ночами. А так как в его возрасте люди уже и на солнцепёке мёрзнут, то красавицам вряд ли кто завидовал. Спать с древней развалиной – то ещё удовольствие!
Ключница, которую звали Уингала, оказалась хорошо информированной, ничему не удивлявшейся особой. На вопросы отвечала ровно, но свято блюла интересы своего патрона, придерживаясь существующих в доме запретов.
Так о сопутствующем молоку производстве она рассказала подробно. Творог тоже пытались преобразовывать, но дальше плотной брынзы дело не пошло. Её сушили для дальних походов, как и творог, но получаемое вещество плохо хранилось, быстро подвергалось гниению и никак не могло стать стратегически важным продуктом. До пресса тут не додумались, как и до прочих важных мелочей, влияющих на сохранность и качество той же брынзы, к примеру.
А вот провести гостей в столовую, точнее, открыть им дверь, Уингала отказалась категорически. Не помог даже строгий приказ Табити, который она отдала со всей серьёзностью.
– Не положено, – твердила она тем же тоном, что и о производстве брынзы. – Только буддий Приакс может туда провести гостей.
Подобным отказом она ещё больше заинтриговала академика. Стараясь незаметно рассмотреть ключи у неё на поясе, он недоумевал: «То ли фреска настолько ценная в художественном плане, то ли изображение на ней – кощунственное, но взглянуть на неё уж больно хочется. Если дед не пустит глянуть, надо будет самому дверь открыть… Замки, я тут погляжу, – смех один, крючками какими-то открываются».
До завтрака ещё оставалось время, поэтому парень заинтересовался мясной кладовой и всем, что попутно с мясом привозится. Вчера во время ужина он опробовал махонький кусочек зельца и три кусочка колбаски. А те, в свою очередь, формировались с помощью промытых желудков и кишок идущих на мясо телят. То есть колбасы здесь производили, что не казалось странным при таком развитом животноводстве. Но академику из двадцать первого века было что подсказать и в этом деле.
Для начала он рассмотрел требуху молодого телёнка, отобрал то, что нужно было для ферментации, и довольно быстро привёл желаемый компонент до нужного состояния. После чего измельчённый продукт оставил в закрытом со всех сторон месте так, чтобы он сушился на солнышке. Сычужный порошок должен получиться за сутки, а то и меньше. Тем более что для первой закваски достаточно будет и не идеально просушенного фермента.
