Вот Ёмна[33] побери его вечную ядовитую манеру разговора! Но Ха На заискивающе заулыбалась, словно шутка была невесть как хороша.
— Да, попросить… господин. Не можешь узнать побольше о чиновничьем госте? Уж и не знаю, идти ли к нему работать? Слишком много он что-то обещает, уже все в деревне передрались, чтобы только к нему в ныряльщицы попасть. Может, обманывает?
— Чего вас обманывать? — удивился янбан. — Вы же
Девушка сдержала улыбку. Много ты знаешь, умник столичный! Пойти-то пойдем, да вот как работать будем? У нас на все объяснение найдется: то непогода, то течение свернуло с извечного пути, то у лодок днище прохудилось, то неурожай на подводной делянке… Сказала наставительно:
— Все одно надо знать, что он за человек, чтоб приноровиться. Вон и молодой господин тоже беспокоится…
Ляпнула и тут же пожалела: янбан глянул косо. Стряхнул ее ладонь, словно мерзкое насекомое, невесть как попавшее на рукав драгоценного королевского одеяния.
— Еще чего не хватало: успокаивать чиновничьего сыночка! Может, мне еще и колыбельную заодно спеть, чтобы ему спалось покрепче, а?
Развернулся круто. Спина струной; одежду треплет ветер, словно и впрямь крылья выросли. Крылья, стремительно уносящие его прочь. Ха На раздраженно и беспомощно всплеснула руками. Ну не умеет она общаться с янбанами! Все пытается по-свойски, по-людски поговорить-договориться. Ни хитрости, ни почтительности, ни словечка вкрадчивого. Верно ее бабушка называет: башка пустая! Ха На грустно постучала себя по голове, прислушалась к звуку, вздохнула и отправилась домой.
Вопреки собственной воле и будто по велению обеих хэнё с приезжим он все-таки познакомился.
Торговец из лавки тканей на здешнем рынке (на взгляд Сон Ёна, весьма убогой) остановил его, непрерывно кланяясь, здороваясь и извиняясь. Слегка польщенный и удивленный неожиданным вниманием — местные хоть и приветствовали его и обязательно горячо обсуждали за спиной, но ни общаться, ни торговать с ним не стремились, — молодой человек остановился и молча кивнул. Но еще несколько долгих минут не мог уяснить, чего от него хотят. Не ради же покупки остановили, все знают, что денег у ссыльных нет. А разобравшись, даже растерялся, не зная, что ответить на такое неожиданное предложение. Вернее, «нижайшую покорнейшую просьбу».
А просил торговец письмо написать: сам грамоту разумеет мало, а уж о том, чтобы правильно и красиво вывести иероглифы, с его-то кривыми руками и речи быть не может! Сон Ён глянул на узловатые пальцы мужчины и согласился — да, немыслимо.
С одной стороны, непочетно, даже постыдно дворянину выполнять работу наемного писца. С другой — и малый кусок в доме не лишний. Да и кое- какой опыт черной работы у него теперь имеется: недавно Мин Хва слегла с больной спиной, и ему пришлось (в сумерках, украдкой, чтобы никто не видел, чуть ли не ползком) трудиться на огороде. Он очень надеялся, что три вечера его усилий не нанесут огороду, а значит, и будущему их пропитанию слишком большого урона. Во всяком случае, служанка ничего подобного не говорила, а он ее предусмотрительно о том не спрашивал.
Так что можно сказать — оскоромился уже…
Да и вообще — это нечто новое в его вязком и скучном существовании на острове. Давненько он не держал в руках кисточки, а ведь когда-то с высочайшей оценкой сдал экзамен по каллиграфии! Сон Ён ощутил явственный нетерпеливый зуд в пальцах и степенно кивнул:
— Согласен.
С поклонами и извинениями, однако очень шустро лавочник завел его под навес. Усадил на циновку перед — Сон Ён поднял брови в удивлении — столиком для чтения. Молодой человек с ходу забраковал несколько поднесенных кисточек, но, поняв, что лучшего все равно не видать, с обреченным вздохом разгладил листы рисовой бумаги: не на такой он привык писать, совсем не на такой! Хозяйский сынок, усаженный растирать чернила, больше таращился на ссыльного, чем работал. Сон Ён даже заподозрил, что выполняет сейчас двойную функцию — писца и ярмарочного комедианта. Не следует ли тогда ему и двойная оплата? Откашлявшись, велел:
— Итак, для начала изложи свое послание вслух…
Они закончили через пару часов. Новоиспеченный писец зачел текст лавочнику, потом еще раз про себя, придирчиво проверяя возможные описки и огрехи. Потом засыпал песком, подождал, пока просохнет, аккуратно стряхнул и выложил бумаги на стол.
— Вот твое письмо, — сказал небрежно.
Переждал очередной приступ поклонов и благодарностей, покосился на положенный рядом сверток — негоже самому таскаться с поклажей, потом пришлет за «благодарностью» слугу. Нехотя согласился отведать «скромного угощения»: ячменный отвар и тток, пока хозяин бодрой рысью припустил на почтовую станцию — не остановится вовремя, самолично и доставит письмо в столицу провинции…
Сон Ён отослал любопытного мальчишку (тот удалился беспрекословно, но все равно подсматривал из-за угла) и наконец-то с наслаждением переменил позу. Негоже янбану гнуть спину перед простолюдином. Во всех смыслах.
И негоже простолюдину видеть, как жадно янбан заглатывает его немудреное угощение.
Как и не простолюдину, впрочем.
Сон Ён опустошил уже все тарелки и цедил безвкусный отвар, когда услышал за спиной очень звучный, какой-то… густой голос:
