Солдаты вермахта бросали на землю оружие, снимали пояса с кобурами. У некоторых из них были гранаты. Куча оружия росла на глазах.
Потом появились раненые. Кого вели под руки, других несли на одеялах, кусках брезента. Раненых сразу отводили и относили в сторону.
Потом показалась малочисленная группа офицеров, но оберста среди них не было.
За солдатами пошел фольксштурм. У подростков отбирали оружие и тут же выгоняли с площадки.
– Век! (Прочь!)
Подростки не верили своим ушам. Их отпускают русские, те самые русские, которыми их пугали! Они уходили, боязливо втянув головы в плечи и оглядываясь.
Пожилых фольксштурмовцев отводили в сторону, отдельно от солдат. Юридически фольксштурм не солдаты, и под конвенцию о военнопленных они не подпадают.
Вышли все, поток сдающихся иссяк.
Майор оглядывался по сторонам, явно кого-то высматривая, потом подозвал Игоря:
– Оберста не вижу. Спроси у немецких офицеров, где он? Неужели каким-то тайным ходом скрылся?
Игорь направился к офицерам.
– Мое командование спрашивает, где оберст фон Шенхаузен?
Офицеры переглянулись. Они явно знали, но говорить не хотели.
– Не слышу ответа! – повысил голос Игорь.
Вперед выступил обер-лейтенант:
– Господин полковник застрелился. Приказал нам капитулировать, указал место и время, а потом пустил себе пулю в висок.
Игорь был ошеломлен. Зачем? Любая война рано или поздно кончается, и военнопленных отпускают по домам. Ну, посидел бы какое-то время в лагере, но потом вернулся бы к семье…
Игорь подошел к Скоблику и передал ему сообщение обер-лейтенанта.
Майор был удивлен:
– Старый служака! В отличие от многих имеет представление об офицерской чести. Ты лейтенанта этого не спросил – он сам видел?
– Никак нет, не сообразил. Не думал, что оберст покончит жизнь самоубийством.
– Зови своего немца, пойдем смотреть.
Игорь привел обер-лейтенанта – майор сказал, что хочет лично видеть труп оберста. За ними увязался старший лейтенант из контрразведки, второго отдела.
Полковник и в самом деле был найден мертвым. В правом виске – огнестрельная рана, рядом валялся табельный пистолет.
«Смершевец» сказал Игорю:
– Веди сюда солдат. Надо похоронить его, все же человек, не собака.
– Разрешите офицера взять, он своих солдат знает.
– Валяй!
Когда вышли из дома, в котором застрелился оберст, Игорь сказал:
– Отберите четырех физически крепких солдат с саперными лопатками – у кого они сохранились. Надо оберста похоронить.
– Я не знаю, где кладбище.
– Вы католик?
– Да, а какое это имеет значение?
– Тогда должны знать, что самоубийц на кладбище не хоронят. По Библии – грех это.
От удивления офицер остановился:
– Вы же большевик, разве вы читали Библию?
– Каждый культурный человек, даже неверующий, должен прочитать Библию хотя бы один раз. Подберем место здесь, на территории завода. Наше командование отдает должное разумности вашего оберста. Откажись он от нашего предложения – и все те солдаты и фольксштурм вместе с ними сейчас уже мертвыми лежали бы. Вы лучше подумайте, в чем оберста хоронить будете? Он же боевой офицер, человек чести.
– Чести? – Обер-лейтенант снова остановился. – Большевикам знакомо понятие чести?
– По-вашему, я похож на варвара? Вот я говорю по-немецки не хуже вас, а вы русского не знаете.
– В Германии считали, что арийцам не надо знать язык покоренных народов.
– Бесполезный разговор. Пройдет пять лет, вас выпустят из лагеря, и вы вернетесь домой, к семье. А ситуация за это время изменится кардинально. Нацизм осудят, и вы будете изгоями в своей стране.
– Вы так говорите, как будто видите будущее. Мне страшно это слышать.