Следуя за мамой в библиотеку, я обернулась. Фордайс, нахмурившись, смотрел нам вслед.
В уютной атмосфере книг я постаралась немного расслабиться и откинулась на диване на подушки, мама присела в кресло.
Немного помолчав, она тихо сказала:
– Настя, я хочу извиниться. Мое поведение было недопустимым, когда я узнала о том, что ты творец.
Мама извиняется?
– Не стоит, я все понимаю.
– И все-таки я хотела бы объяснить. Когда погиб твой отец… мне было очень тяжело, я еле оправилась после этого удара и поклялась во что бы то ни стало тебя защитить. Именно поэтому снова вышла замуж. Филипп мне нравился, но я его не любила, да и сейчас, несмотря на свою привязанность, не испытываю к нему того, что испытывала к твоему отцу.
Мне было несколько неуютно от рассказа мамы о своей личной жизни, тем более с Филей.
– Необходимо было оградить тебя от высшего света, куда входил твой отец. Я не могла допустить даже ничтожной возможности, что мою дочь могут привлечь к работе в корпорации. Желала, чтобы они забыли о твоем существовании, поэтому ограничивала общение с людьми, напрямую или косвенно связанными с Лемнискату.
Так вот почему мне не разрешали видеться с бабушкой и Редклифом.
– Несмотря на то что вы с Филиппом не ладили, он постоянно помогал мне. Но ты выделялась во всем, даже одеждой и поведением. – Мама бросила на меня взгляд. – Вижу, что Фордайс так и не убедил тебя отказаться от своих привычек.
Посмотрев на свои черные джинсы и футболку с изображением клыков, я пожала плечами:
– Даже такой зануда, как он, бессилен в этом.
– Ты росла, и со временем я уверилась, что в Лемнискату забыли о тебе, что от нее больше нет угрозы нашей семье. А потом князь принес тебя на руках, окровавленную. Мои страхи ожили: я могу потерять дочь. И теперь корпорация тебя не отпустит. Мне мучительно осознавать, что, возможно, когда- нибудь мне принесут весть о твоей смерти.
Вздохнув, я постаралась успокоить маму:
– Отец был обычным человеком, я – творец, меня не так просто убить. Я не так слаба и хрупка, как обычные люди. Посмотри.
По моему желанию все металлические предметы поднялись в воздух и закружились. Мама замерла и, не отрываясь, смотрела на меня.
– Я могу управлять металлом… Любым. Даже железом в крови человека.
Теперь мама взирала на меня с испугом.
– Как же теперь смириться с твоей сутью? Ты же…
Мое лицо в потрясении вытянулось, сердце сжали тиски боли. Раздался звук падения на пол металлических вещей.
– Евгения, ты забываешься! – послышался рык от двери.
Медленно я повернулась к Фордайсу. Глаза князя светились синим, от моих рук тоже исходило сияние, как, скорее всего, и от глаз. Я прикрыла их.
– Я совсем не то… – начала мама.
– Если у тебя психоз, живи с ним сама. Не стоит вредить дочери. Ты меня поняла?
Слова тяжело падали в тишину.
– Как прикажете, ваше сиятельство, – съязвила мать.
– Именно, как прикажу, – резанул он в ответ.
Желая прекратить это, я встала и направилась к двери.
– Настя, я совсем не имела в виду…
Повернувшись, я слегка улыбнулась:
– Не переживай. Я понимаю: ко всему нужно привыкнуть.
Редклиф покинул библиотеку вместе со мной. Когда закрылась дверь, он нежно прикоснулся к моей щеке. В его жесте не было чего-то неприличного или откровенного, просто забота и нежность.
– Она твоя мать и любит тебя, несмотря ни на что. Ей нужно время.
– Знаю. Но по крайней мере теперь она будет спокойна за меня, – криво усмехнулась я.
– Еще бы я был… – вздохнул творец. – Пошли, у нас задание.
Спеша за Редклифом, я почувствовала, как после его слов тяжесть из сердца уходит, и улыбнулась.
На этот раз мы оказались на острове Пасхи в тысяча двести пятьдесят втором году. Великолепный остров с потрясающей природой, пальмовыми рощами и завораживающим синим морем.
Мягкий теплый ветерок овевал лицо, свежий воздух наполнял легкие незнакомыми запахами. Красота!
– Насмотрелась?
