груди и на шее закрылись, из-под носа исчезла засохшая кровь, да и встряхнулся он при моем появлении очень даже бодро. Встать, правда, не рискнул – для него потолок оказался слишком низким, – зато вытянулся всем телом, повернул ко мне громадную морду и, положив ее на передние лапы, испытующе посмотрел в глаза.
«Не боишься?»
Я медленно покачала головой. Беспокойство, конечно, еще было, но какое-то вялое. А вот страх действительно ушел. И дракон это почувствовал.
«Хорошо. – Его губы растянулись в некоем подобии улыбки. – Вопросы задавать будешь?»
– Сколько угодно, – улыбнулась я в ответ и, ощутив легкий сквознячок, зябко поежилась. – Опять из меня силы тянешь?
«Это неизбежно. Но я рад, что ты быстро восстанавливаешься».
– Сколько тебе требуется времени, чтобы поправиться?
«Зависит от тебя, – дернул плечом Рэн, и от этого излишне резкого движения со стены позади него сорвалось несколько мелких камушков. – Как будешь меня подпитывать, так и взлечу».
– А ты умеешь? – задала я самый дурацкий вопрос в мире.
Рэн негромко хмыкнул.
«Когда-то умел».
– А теперь?
«Теперь я – призрак, заключенный в темницу собственного разума. Плохо быть зависимым от постороннего предмета… – Он тяжело вздохнул. – Но на ближайшую вечность ничего иного мне, увы, не светит».
Я озадаченно помолчала, а потом осторожно спросила:
– Так ты не настоящий дракон, что ли?
«Настоящий. Был. А сейчас – просто дух, привязанный к этой треклятой картине».
– А кто тебя к ней привязал?
У дракона недобро блеснули глаза.
«Тот, кто вызвал. Только он напрасно старался – драконы никому не подчиняются. Даже если они призрачные».
Я снова поежилась.
– И давно ты тут… э-э-э… сидишь?
«Это долгая история. Не думаю, что ты захочешь потратить все свои вопросы на нее».
– Разве у меня мало времени? – насторожилась я, исподволь рассматривая неяркие блики на серебристой чешуе.
Дракон шумно выдохнул.
«Где-то с полчаса».
– Хорошо, – сразу поверила я. – Не буду тебя искушать. Но мне все равно нужно выяснить, откуда ты узнал мое имя. И почему я так долго видела тебя во снах?
«Дракон всегда чувствует, когда рождается его Пламя. А ты – мое Пламя, Хейли. Поэтому я тебя и позвал».
– Прости, я что-то плохо сегодня соображаю…
«Рождение Пламени – как яркий росчерк в вечернем небе, – печально улыбнулся Рэн, подтягивая крылья ближе. – Как озарение. Вспышка. Однажды ты вдруг просыпаешься и видишь перед собой Цель. Новый путь. С нами такое бывает лишь раз в жизни, Хейли. Но я сразу почувствовал, что в Веере появилось что-то родное. Ровно двадцать шесть лет и семьдесят четыре дня назад. И с тех пор искал, надеясь, что ты услышишь и все-таки придешь».
Я осторожно отступила назад, с беспокойством бросая косые взгляды на громадного ящера.
– Дай уточню: ты сейчас говоришь о Всадниках? Хочешь сказать, что я и ты… и что все эти сказки – правда?
Рэн громко фыркнул.
«Еще не хватало! Нет у меня никакого Всадника. И не будет!»
– Но тогда как же… – окончательно растерялась я. – Прости. Я совсем запуталась.
Дракон укоризненно вздохнул, а потом приподнялся и, как вчера, с треском раскрыл чешую на груди, показав краешек своего могучего сердца. Из раны, как и тогда, дохнуло невыносимым жаром, у меня даже кожу на лице стянуло, а в ушах снова гулко застучало: тук-тук… тук-тук…
«Пламя живет здесь, – тихо сказал Рэн, когда я не выдержала и отвернулась – вид живого, ровно сокращающегося сердца был жутковатым. – И здесь…»
Кончик серебристого хвоста взметнулся в воздух и, изогнувшись гибкой змеей, ощутимо толкнул меня в грудь.
«Одно и то же Пламя. Одна и та же сила. Поэтому я узнал, когда ты родилась. Поэтому ты с рождения видела меня во снах. И поэтому же смогла меня услышать».
Я еще беспокойнее покосилась на зияющую рану в груди дракона и пробормотала:
