сказать, светятся от радиации, но ничего сверхъестественного себе не добавили. Да, чуть крупнее стали, но никаких рогов, телекинеза и прочего. Или возьмем кота-баюна, наверняка ведь про него слышал?
– Само собой. И слышал, и даже сталкивался. Слава богу, со стороны. Он двух солдатиков загипнотизировал и одного успел съесть, до того как мы подоспели и пристрелили его.
– Это вы молодцы, иных спасателей самих съедают. Ему только взгляни в глаза, вмиг застынешь!
– Нам отчасти повезло, второй солдатик хоть и стоял парализованный, но глядя, как товарища заживо поедают, все это время верещал от ужаса, словно заяц в силке. Так что мы точно знали, куда идти и чего ждать.
– А ты в курсе, что и сейчас на южном полюсе Зоны не проблема настоящих тигров встретить? Вот самых что ни на есть стандартных? Название озера Хумми, кстати, на русский язык и переводится как «лежбище тигра».
– Откуда тогда кот-баюн взялся?
– Я побывал в подземелье бывшей воинской части номер 36144, где на зверушках садисты в халатах практиковались. Думаю, или там, или в похожем месте. Монстры типа мары вообще отдельная тема. Понятия не имею, как их создавали, но они настолько чужды этому миру, что про мутации даже говорить глупо. Не зря их так назвали: в славянской мифологии мара – это злой дух, убивающий людей.
– В армейской методичке, которую нам раздавали, они в общих чертах описаны, но вживую часто все не совсем так, как на бумаге. Расскажи про них.
– Мару неплохо видно на свету, будто облачко сумрака в воздухе – по нему и надо стрелять. Если подлетит и ударит, то как конь копытом приложит, лучше не подставляться. А больше всего они опасны для спящих – во сне душат на раз, так что от часового жизнь товарищей напрямую зависит.
– А завалить этого каспера легко?
– Лично ты дуэль у мары выиграешь, не сомневаюсь. Главное не нарваться на стаю злых призраков, в ближнем бою они даже группу спецназа порвут в клочья. Я один раз видел со стороны, жутко! Мары вклиниваются в боевой порядок, и жертва уже стрелять не может, чтобы своих не задеть. Атакуют по две-три особи на одного, чтобы побыстрее задавить и перекинуться на следующего. Попробуй тут выцеливать, когда тебя метелят, а противника плохо видно! Все это на приличной скорости и с виражами, как у летчиков-истребителей. Хорошо хоть, что стая мар – явление крайне редкое.
– Слушай, а насчет радиации на полюсах Зоны как? Нам же их не миновать.
– Самые опасные места там, где радиоактивные следы от взрыва на первом энергоблоке Дальневосточной АЭС, плюс радиоактивные свалки и всевозможная техника с металлоконструкциями. Вблизи станции все загажено, и без подходящего снаряжения там делать нечего, но грязные пятна и за тысячу километров встречаются. Не удивляйся, если увидишь на дозиметре десять тысяч микрорентген в час. Впрочем, те, кто в сторону АЭС ходит, дозиметры редко включают.
– Это еще почему?
– Потому, что когда уровень радиации превышает естественный в сто раз, дозиметр тревожно пищит. А в тех краях редкость, чтобы прибор потрескивал или щелкал – он писком заходится почти все время, как истеричка. На психику, знаешь ли, давит и попутно перед монстрами демаскирует. Вот такие, брат, пирожки с котятами.
– А как же вот все эти последующие Выбросы? Во время них ведь тоже радиация подскакивает. Разве они не опасны?
– Смертельно! Но вот загадка – радиация сильна только во время Выбросов! Сразу после них есть повышенный фон, но и он за сутки возвращается к прежнему. Официальная наука подобный парадокс объяснить не может.
– М-да, интересно девки пляшут.
– На самом деле, у нас с Отшельником есть теория насчет этих псевдовыбросов. Ты, кстати, из атомной физики что помнишь со школы?
– Период полураспада – промежуток времени, в течение которого количество радиоактивных ядер в среднем уменьшается вдвое.
– Уже кое-что. Начну издалека: после новогодней аварии в атмосферу выбросило больше двух десятков разных радионуклидов. Большинство из них распадается через месяцы или два-три года, сурьма или рутений например, но это не важно. Спустя десятилетия всего несколько радионуклидов представляют угрозу, но особенное внимание уделяют стронцию-90 и цезию-137, его еще радиоцезий называют. Знаешь, почему именно так?
– Перед отправкой на пост нам лекции читали! Радиоцезий очень летучий, распространяется дальше всех и замечательно накапливается в растениях и тканях животных. Проникает через пищеварительную и дыхательную системы, почему с масками и не расстаемся. Стронций – химический аналог кальция, важнейшего минерального компонента костей, только с едой проникает. Попав в организм человека, он концентрируется в костной ткани, что приводит к коррозии костей и проблемам с кровью, так как красный костный мозг – основная кроветворная ткань.
– Молодец, пятерка! Но главное, они наиболее распространены, в смеси, образующейся после ядерного взрыва, на них приходится почти половина суммарной активности! Причем неважно, говорим мы о полигонных испытаниях или авариях на «Маяке» в середине прошлого столетия. После аварии на Чернобыльской АЭС вся территория со значительным загрязнением стронцием-90 оказалась в пределах тридцатикилометровой зоны, что собственно ее границы и определило. А теперь внимание, интригующий факт! Все Выбросы в Дальневосточной Зоне, кроме первого, не содержат радиоцезий и стронций! Зато есть существенные колебания по йоду-133, у которого период полураспада меньше суток.
