– Принесите виленскую старку! – распорядилась тогда Лиза.
– Так виленская, она же контрабандная, – потупил взгляд официант.
– Мы не из полиции, милейший, и не из министерства финансов, – улыбнулась Лиза, – так что давай неси! В графине.
– Старка немного напоминает зерновой виски, – объяснила она Якову, – хотя и лучше. Попробуй! Не пожалеешь!
Яков «попробовал», затем «попробовал» снова и еще раз, и стало очевидно, что шотландцы, как и себерцы, под хорошую закуску и в хорошей компании пить могут до бесконечности.
– Скажите, Джейкоб, – спросила после очередного тоста Надежда, – вы имеете какое-то отношение к шляпам «паганель»?
– Самое прямое, – улыбнулся Яков, явно довольный этим вопросом.
– Вот как? – удивилась Лиза. – Этого ты мне еще не рассказывал!
– Увы, мой друг, – снова улыбнулся Яков, но теперь уже персонально Лизе, – я тебе еще много о чем не успел рассказать.
И это было правдой. Когда и где ему было рассказывать ей о своей жизни? Она ему, впрочем, тоже о многом не рассказала.
– Что же касается соломенной шляпы «паганель», – обернулся Яков к Надежде, – ее придумал и ввел в моду мой дед Жак Паганель, в честь которого я, собственно, и назван Джейкобом. Ну, знаете, Джейкоб, Яков, Жак…
– Вернемся к вашему деду, Джейкоб, – предложила Надежда, которую, в первую очередь, интересовал мир моды, а все остальное можно было отложить «на потом». – Какое отношение он имел к изготовлению шляп?
– Не он сам. Скорее его жена. Видите ли, мой дед был известным естествоиспытателем и путешественником. В частности, в 1868 году он совершил невероятное по сложности путешествие вдоль 37-й параллели южной широты. Вот в ходе этого удивительного путешествия он и придумал шляпу нового образца, отлично защищавшую голову от солнца. Позже его жена и моя бабушка Мэри Грант открыла в Эдинбурге модный дом и среди прочего начала продавать «паганели»[1], пользовавшиеся большим успехом у спортсменов и всех тех джентльменов, кто отправлялся в колонии…
– Так вы из Эдинбурга? – уточнила Надежда. – Кутюрье?
– О нет! – рассмеялся Яков, поднимая рюмку. – Я из Эдинбурга, но совсем не по этой части. За милых дам!
– Хороший тост, – согласилась Клавдия, поднимая свой бокал.
– Чем же вы занимаетесь, Яков? – спросила она, выпив шампанское.
«Сколько веревочке ни виться…» – смирилась Лиза с неизбежным.
– Яков, – сказала она, принимая на себя обязанность представить подругам своего мужчину, – профессор Эдинбургского университета, непременный член Лондонского Географического общества, иностранный член Французской академии и рыцарь ордена Чертополоха[2] .
– А с виду и не скажешь! – хмыкнула Надежда.
– Вот как легко ошибиться в человеке, – поддержала ее Лиза. – Я же сказала, мы познакомились в Африке.
– Я помню, – кивнула Надежда, – в Африке. Но не до такой же степени!
Часть I
Одиссея капитана Браге
Глава 1
Одинокий марш
Подъем оказался гораздо сложнее, чем казалось снизу. Сначала пришлось пересечь пологую, но обширную осыпь, потом долго плутать среди огромных обломков скалы и колючего кустарника, и, наконец, апофеоз отчаяния – вертикальная стена. Двенадцать-пятнадцать метров ровной, как стол, скалы, и поздно уже спускаться вниз и искать дорогу в обход. Дело за полдень, солнце стоит высоко и жарит беспощадно, а воды во фляге Тюрдеева осталось максимум на треть. Если не подняться здесь, где наверху виднеются ветви деревьев, – и значит, остается надежда найти воду, – то уже не принципиально, умрешь ли ты, сорвавшись со скалы, или тебя медленно убьет жажда. Лиза решила, что лучше все-таки идти вверх, тем более что, как говорят в Себерии, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Однако где-то на середине подъема ей вдруг подумалось, что, пожалуй, она погорячилась.
Разумеется, стена – в скалолазании такие участки называют «зеркалом» – была не абсолютно гладкой. Тут и там ее пересекали вертикальные трещины, некоторые из которых шли зигзагом или даже под углом. Имелись и выступы. Немного, но они находились, если долго шарить пальцами по нагревшейся под солнцем скале. Карнизы и козырьки, за которые можно ухватиться лишь кончиками пальцев, и полки, на которых умещались одни только носки ее ботинок. Крайне утомительный подъем – трудный и опасный, – и все это под яростным солнцем, без страховки, волоча за собой веревку, к которой привязаны рюкзак и шест. Тем не менее подъем был возможен, и Лиза карабкалась вверх, борясь с усталостью и жаждой, а заодно и с готовым обрушиться на нее приступом отчаяния.
И вдруг… Впрочем, такие вещи всегда случаются неожиданно.
