Абена опускает голову и поджимает пальцы — так на Луне принято. Фамильяры Котоко один за другим гаснут. Тот, что принадлежит Лусике Канде- Асамоа-Корта, продолжает светиться.
— Не получила, верно?
— Чего?
— Ответа.
— Получила, я просто не могу…
— …успокоиться?
— Мне кажется, я подвергаю семью опасности.
— Сколько людей живет на Луне?
— Что? Примерно полтора миллиона.
— Миллион семьсот тысяч. Кажется, что это много, но недостаточно много, чтобы мы могли не беспокоиться о генофонде.
— Близкородственное скрещивание, скопление мутаций, дрейф генов. Фоновая радиация. Я это в школе учила.
— И у каждого свой механизм борьбы с этим. Мы усовершенствовали систему абусуа и все правила относительно того, с кем нельзя заниматься сексом. Ты у нас кто?
— Бретуо. Асени, Ойоко и, конечно, моя собственная абусуа.
— Суни женятся на всех и каждом, половина лунных жителей — Суни; у Корта их странная система мадриний, но генофонд свой они держат открытым и чистым. А с Маккензи все иначе. Их семья закрыта на все замки, они боятся загрязнить родословную, разбавить свою идентичность. Они заключают браки внутри семьи и не брезгуют обратным скрещиванием; откуда, по-твоему, взялись все эти веснушки? Но это рискованно — очень рискованно, поэтому им нужны гарантии того, что потомки будут нормальными. Они наняли нас, чтобы конструировать генетическую линию. Мы этим занимаемся уже тридцать лет. Это наш секрет, но такова причина, по которой нам не надо бояться Маккензи. Они боятся родить двухголового ребенка.
Абена шепчет молитву Иисусу.
— Асамоа хранят чужие секреты. Но ты следи за Лукасинью, Абена. Маккензи не посмеют нас тронуть, но они не забывают обид, и ножи у них длинные.
Заббалины аккуратно подбирают и уносят мертвых голубей, которые усеивают сады Джонатона Кайода. Их выпуск был запрограммирован; клетки распахнулись, и птицы взмыли в небо, хлопая крыльями, пронеслись над головами расходящихся гостей. Ариэль осторожно, с тихим жужжанием пробирается сквозь гниющие розовые лепестки. Она не доверяет своим роботическим ногам на скользкой слизи. Как и мать, она испытывает отвращение к живой материи. Органика так быстро становится омерзительной.
Джонатон Кайод принимает ее в своих апартаментах, откуда открывается вид на сад. Ленты и посеребренные фрукты все еще украшают цитрусовые деревья, лужайки усеяны пищевым мусором. Боты усердно трудятся, но за вечеринкой из четырехсот гостей прибрать непросто.
— Ну и бардак, — говорит Джонатон Кайод, приветствуя Ариэль.
— Мы нанимаем людей, чтобы они ликвидировали наш бардак, — замечает Ариэль.
— У меня не было возможности упомянуть об этом во время «праздника», но просто чудесно, что вы так подвижны. Длинные платья вам к лицу. Я побывал в паре мест. Свадьба года обернулась фиаско, но тетя жениха установила новый модный тренд. Как дела у мальчика?
— Асамоа его приютили.
— Вы всегда были близки, Корта и Асамоа.
— Джонатон, я хочу, чтобы вы это прекратили.
Джонатон Кайод качает головой, касается пальцем лба.
— Ариэль, вы знаете не хуже меня…
— Если КРЛ хочет, чтобы что-то произошло или не произошло, КРЛ находит способ.
Они сидят по разные стороны низкого столика. Бот приносит два «Зардевшихся мальчика».
— Знаете, они пришлись мне по вкусу, — говорит Орел.
Ариэль сегодня не может сказать того же самого. Орел делает глоток. Он пьет шумно.
— Прошло два года с последнего поединка в Суде Клавия, — говорит Ариэль.
— Не совсем. — Джонатон Кайод ставит бокал на стол. — Альяум против Филмус.
— Там бы ни за что не дошло до ножей. Я это знала. Маландрагем. Так я и побеждаю. И эти два дела совсем разные. То было делом о разводе. А здесь у нас старомодный вызов на дуэль, поединок во имя чести.
— Брайс Маккензи прям вцепился в вашего брата.
— Вы можете все отменить, Джонатон.
