переписывались почти каждый день, однако я все равно чувствовала отчуждение. Любовники и друзья — это разные вещи.
Получив увольнительную на десять дней, я первым делом подумала о том, что хочу провести ее с Ачи. Я видела разочарование Чуюя, когда поцеловала его на прощание в шлюзе для автобусов в Мессье. Это не было предательством: я внесла в контракт положение о том, что не стану заниматься сексом с Ачи Дебассо. Мы были подругами, не любовниками. Ачи встретила меня в конечном пункте железной дороги в Ипатии, и, спускаясь к Царице Южной, мы болтали и смеялись. Как же нам было весело…
Сколько веселья она для меня запланировала! База Мессье была вонючей и тесной, а Царица Южная — насыщенной, громкой, разноцветной. Всего лишь за шесть месяцев она изменилась до неузнаваемости. Каждая улица сделалась длинней, каждый туннель — шире, и в каждом помещении потолки стали выше. Ачи повезла меня в стеклянном лифте вдоль стены недавно достроенной квадры Тота, и голова моя пошла кругом. На нижнем уровне квадры была небольшая рощица карликовых деревьев — полноразмерные деревья достигли бы потолка, объяснила Ачи. Там было кафе. В том кафе я впервые попробовала и тотчас же возненавидела мятный чай.
«Я это построила, — сказала Ачи. — Это мои деревья и мой сад».
Я никак не могла оторвать взгляд от огней, от множества огней, что уходили ввысь…
Как весело! Чай, потом — магазины. Мне нужно было подыскать платье для вечеринки. Мы той ночью собирались на особую вечеринку. Первоклассную. Мы просмотрели каталоги в пяти разных печатных заведениях, прежде чем я нашла платье, которое могла надеть: настоящее ретро — тогда таковым считались 1980-е, — с подплечниками и стянутое ремнем в талии; оно прятало то, что я хотела спрятать. Потом — туфли.
Особенную вечеринку устраивала рабочая группа Ачи. Капсула-вагонетка с кодовым замком привезла нас через темный туннель в помещение такое огромное, такое сбивающее с толку, что меня чуть не вырвало прямо на платье от Баленсиаги. Аграрий, последний проект Ачи. Я оказалась на дне шахты высотой в километр и диаметром в пятьдесят метров. На Луне горизонт на уровне глаз расположен очень близко; все изгибается. Под землей действует другая геометрия. Аграрий оказался самой прямой вещью, которую я видела за много месяцев. И он блистал: во всю высоту шахты шла центральная ось из зеркал, передававших резкий солнечный свет друг другу и стенам, на которых террасами были расположены гидропонные стеллажи. Основание шахты представляло собой мозаику из садков для рыбы, пересеченных крест-накрест пешеходными дорожками. Воздух был теплым, влажным и вонючим. От СО2 у меня закружилась голова. В этих условиях растения быстро вымахивали вверх и укрупнялись; картофельная ботва выглядела зарослями кустов, помидорные лозы стали такими высокими, что в переплетении листьев и плодов я не смогла разыскать, где они заканчиваются. Сверхинтенсивное сельское хозяйство: аграрий был громадным для пещеры, маленьким для экосистемы. В садках плескалась рыба. Что я слышу, неужто лягушек? А это что, утки?
Команда Ачи соорудила новый бассейн из водонепроницаемой ткани и строительных опор. Бассейн.
Плавательный бассейн. Звуковая система играла Гана-поп. Подавали коктейли. Желтый цвет оказался в моде. Мое платье соответствовало. Ребята Ачи были дружелюбными и открытыми. Они не уставали делать комплименты мне и моему платью. Я его скинула вместе с туфлями ради бассейна. Я расслабилась, я блаженствовала. Над моей головой двигались зеркала. Ачи подплыла ко мне, и мы вместе поплыли стоя, смеясь и брызгаясь. Команда агрария опустила в бассейн несколько пластиковых стульев, чтобы устроить в нем мелководье. Мы с Ачи болтали ногами в теплой, как кровь, воде и пили золотистую зубровку.
На следующее утро я проснулась в одной постели с Ачи, и голова моя была тупой от водки. Я помнила бормотание и неловкую близость. Дрожь, глупый шепот, кожа к коже. Пальцы внутри. Ачи лежала на правом боку, свернувшись клубочком, лицом ко мне. Ночью она сбросила с себя простыню. Из угла ее рта на подушку стекала тонкая струйка слюны, подрагивая в такт дыханию. Я все еще ее вижу.
Я посмотрела на нее, послушала, как в ее горле что-то шумит, когда она дышит в пьяном сне. Мы занимались любовью. У меня был секс с лучшей подругой. Я поступила хорошо, я поступила плохо. Я поступила необратимо. Потом я легла и прижалась к ней, и она что-то невнятно проворчала и придвинулась ближе, и ее пальцы нащупали меня, и мы начали сначала.
Моя мама говорила, что любовь — самая легкая вещь в целом мире. Любовь мы видим каждый день. Так она влюбилась в моего отца — когда день за днем проходила мимо и видела, как он занимается сваркой.
После вечеринки в Царице я не видела Ачи несколько месяцев. «Маккензи Металз» отправили меня разведывать новый участок в Море Паров. Даже если не учитывать Море Паров, мне и Сунь Чуюю было ясно, что амория мне не подходит. Я нарушила контракт, но в те дни финансовых санкций за секс вне контракта не предусматривалось. Все аморы согласились аннулировать контракт и отпустить меня из амории. Ни осуждения, ни претензий. Просто договор завершился досрочно.
У меня скопилась пара недель отпуска, и я отправилась в Царицу. Позвонила Ачи и предложила перепихнуться, но она уехала на новый раскоп в Тве, где Асамоа строили себе корпоративную штаб-квартиру. Я испытала облегчение. Потом меня из-за этого облегчения начала грызть совесть. Секс все изменил. Я пила, я тусовалась, у меня были свидания на одну ночь, я часами разговаривала с мамой и папой в Барре, хоть связь и стоила дорого. Вся семья собралась перед экраном, чтобы поблагодарить меня за деньги, в особенности малыши. Они сказали, я выгляжу иначе. Я стала длиннее. Вытянулась. Они были передо мною, счастливые и спокойные. Деньги, которые я им посылала, пошли на образование. Здоровье, свадьбы, дети. А я была на Луне. Отринья Адриана, которая так и не нашла себе мужа, но получила образование, степень, работу — и теперь шлет им деньги с Луны.
