держалась до третьего и последнего прыжка. Видели бы вы, какое лицо сделалось у работника БАЛТРАНа, когда я вышла из капсулы в Царице Южной… Так мне рассказали. Сама-то я его не видела. Но если я могла себе позволить капсулу, то могла позволить и душ, чтобы привести себя в порядок. И в Царице есть люди, которые с радостью вычистят рвоту из пов-скафа за правильное количество битси. Что бы ни говорили про Воронцовых, платят они щедро.
И все это я сделала — много часов ехала на поезде, как лунная бомжиха, подверглась обморожению и позволила запустить себя в банке с собственной рвотой, — потому что знала, что, если Ачи дали четыре недели, у меня должно было остаться примерно столько же.
Мы встретились в кафе на двенадцатом уровне новой квадры Чандра. Мы обнялись, поцеловались, всплакнули. К тому моменту я уже приятно пахла. Под нами копали и ваяли землеройные машины, создавая новый уровень каждые десять дней. Мы держались за руки и смотрели друг на друга. Потом мы сидели на балконе и пили мятный чай.
Мы не сразу заговорили о костях. Прошло восемь месяцев с нашей последней встречи: мы разговаривали, мы связывались по сети, делились. Я заставила Ачи смеяться. Ее смех был как тихий дождь. Я рассказала ей про Главный Хрен, который пылевики Маккензи и воронцовские королевы путей вытаптывали посреди пыли, как и положено мальчикам. Она прижала руки ко рту в греховной радости, но глаза ее смеялись. Так неправильно. Так забавно.
У Ачи истек контракт. Чем ближе Лунный день, тем короче контракты, иногда тебя нанимают на несколько минут, но с ней произошло другое. АКА больше не нуждалась в ее идеях. Они нанимали людей прямиком из Аккры и Кумаси. Ганцев для ганской компании. Она предлагала КРЛ идеи для нового порта в Меридиане — квадры глубиной три километра, города-изваяния, словно превращенный в жилое пространство громадный кафедральный собор. КРЛ отвечала вежливо, но спонсирование проекта они обсуждали вот уже два месяца. Ее сбережения иссякали. Просыпаясь, она видела перед собой цифры Четырех Базисов. Она обдумывала, не переселиться ли в квартиру поменьше.
— Я могу оплачивать твои ежедневные расходы, — сказала я. — У меня полно денег.
А потом мы поговорили о костях. Ачи не могла решиться, пока я не пройду медосмотр. Угрызения совести, призрак ошибки. Она бы не вынесла, если бы ее решение повлияло на мое решение остаться на Луне или вернуться на Землю. Я не хотела так поступать. Я не хотела сидеть на этом балконе и пить чай-мочай. Я не хотела, чтобы Ачи вынуждала меня пойти к медикам. Я не хотела ничего решать.
Потом — чудо. Я помню его очень четко: золотая вспышка на краю моего поля зрения. Что-то изумительное. Летающая женщина. Летящая женщина. Ее руки были раскинуты, она висела в небе, точно распятие. Мадонна Полета. Потом я увидела ее крылья, они мерцали и переливались всеми цветами радуги; прозрачные и крепкие крылья, похожие на стрекозиные. Женщина мгновение провисела в воздухе, затем сложила газовые крылья и упала. Кувыркнулась, полетела вниз головой, дернула запястьями, согнула плечи. Мерцание крыльев замедлило ее падение; потом она раскрыла их полностью и из нырка перешла в парящий полет по спирали над квадрой Чандра.
— Ох, — сказала я и поняла, что какое-то время не дышала. Меня охватила благоговейная дрожь. Если можно летать, чем еще стоит заниматься? Сейчас это уже обычное дело; все так могут. Но в тот раз, в том месте, я поняла, на что мы здесь способны.
Я отправилась в медицинский центр «Маккензи Металз», и медик поместил меня в сканер. Через мое тело прошли магнитные поля, и машина выдала анализ плотности моих костей. Мой срок был длиннее срока Ачи на восемь дней. Пять недель — и мой вид на жительство на Луне превратится в гражданство.
Или я могу полететь на Землю, в Бразилию.
Той ночью золотая женщина пронеслась в моем сне, точно хищная птица. Ачи спала рядом. Я сняла комнату в отеле. Постель была широкая, воздух настолько свежий, насколько это было возможно в Царице Южной, и от вкуса воды не сводило зубы.
Ох, эта золотая женщина, кругами летающая сквозь мою неоспоримую реальность…
Царица Южная не перешла на трехсменный режим, так что здесь никогда не становилось по-настоящему темно. Я завернулась в простыню Ачи и вышла на балкон. Оперлась на перила и взглянула на стены из огней. За каждым огоньком — жизни и решения. Мир выглядел уродливым. У всего в нем была цена. Он требовал от каждого все время договариваться. На конечной станции железной дороги я заметила у некоторых поверхностных рабочих кое- что новенькое: медальон или маленький амулет, засунутый в накладной карман на пов-скафе. Женщина в одеянии Девы Марии, одна половина лица — черный ангел, другая — голый череп. Так я впервые повстречалась с Доной Луной. Половина ее лица мертва, но половина — жива. Луна была не мертвым спутником, но живым миром. Луны, души и надежды вроде моих придавали ей форму. Здесь не нашлось ни Матери Природы, ни Геи, чтобы противостоять воле человека. Все живое создали мы. Дона Луна была жестокой и неумолимой, но еще — красивой. Она могла сделаться летающей женщиной с крыльями стрекозы.
Я пробыла на балконе отеля, пока заря не окрасила крыши в красный цвет. Тогда я вернулась к Ачи. Я хотела снова заняться с нею любовью. Я действовала из чистого эгоизма. То, что с друзьями дается нелегко, с любовниками получается легче.
