– Не лезь к нему сам. Вон он, в углу. Уже набрался. Если только уходить не станет. А я быстро.
Она скрылась за барной стойкой. Морхольд огляделся. Сидевшего у большого окна, в самом углу, Кликмана сложно оказалось не заметить. Даже посреди всего местного балагана из адской смеси прошлой жизни и модных современных веяний, тот выделялся. Кожаная летная куртка, цветастый платок в расстегнутом воротнике светлой сорочки, баки и кок, как у того самого Элвиса, и темные очки-капли. Красавец-мужчина, что и говорить.
Стоило, наверное, последовать ее совету, если бы не «но». Послушай женщину и сделай по-своему. Тем более, собственные проблемы Морхольд любил решать сам. Чтобы не быть никому должным. Даже красивым и интересным женщинам с серьезным положением в обществе.
Барная стойка здесь смотрелась… благороднее. Полированная мраморная плита, хром, немного дерева. Бармен с явными признаками африканской крови даже и не удивил.
Глубокие низкие диваны, одинаковые столы, блестящие и чистые. Лакированные деревянные панели по стенам и плакаты, разные, от голых красавиц до непременных самолетов. Или даже красотками без одежды на фоне самолетов. Закрытые стальными пластинами окна. Хотя одно, широкое и высокое, оставалось свободным. Выходило, как понял Морхольд, на летное поле.
Летунов оказалось не так много. Человек десять. Куда больше вокруг них вилось явных прихлебателей. Само собой, девки, яркие, расфуфыренные и ухоженные. Какие-то мутные типы, за несколько метров отдающие спекуляцией и ростовщичеством. Строгие дядьки в камуфляже, явно борющиеся за внимание с самими пилотами. Время шло, люди оставались собой. Возле альфа-самцов кучковались беты и прочие.
– Земляк, – Морхольд подошел к бару, показал на Кликмана. – А что пьет вон тот мрачный человек, прячущий зеркала души за темным стеклом очков?
Губастый кофейнокожий лениво покосился на синий комбинезон Морхольда и поставил перед ним бутылку ирландского. Морхольд шмыгнул носом, прикидывая ее стоимость.
– Ты мне плесни две порции, пальца на два.
– Слышь, Хемуль недоросший, – бармен продемонстрировал белозубую улыбку, – на два пальца у себя в деревне наливать будешь. А здесь культурное общество.
Морхольд кашлянул. Внимательно посмотрел в янтарные леопардовые глаза. Пожалел о потерянном мачете и о двух верзилах с АКСУ на входе. И мысленно пообещал этому красавцу сломать тому и без того плоский нос.
Возможно, что послание до адресата дошло. Во всяком случае спорить и выпендриваться дальше тот не стал. И налил точно на два пальца.
– Сколько с меня?
– Угощаю, – бармен перестал скалиться. – Как гостя с самого дна.
– Уел, думаешь?
– Думаю.
– Ну-ну, – Морхольд взял стаканы. – В следующий раз обращайся ко мне как положено.
– Это как?
– Себастьян Перейра, торговец черным деревом. Бывай, дитя джунглей.
«Нехорошо получилось, – подумалось ему через несколько шагов, – не виноват парняга, привык делить людей на тех, кому нельзя хамить и кому можно. А ты нагрубил, врага завел. Оно тебе надо было?»
Морхольд остановился. Что за чушь лезла в голову? Не иначе как выспаться надо. Ну, нахамил ему халдей, и что? Правила приличия ему демонстрировать, что ли? В Кинеле, чего уж тут, давно бы в ухо дал.
Вернулся, понимая, что поступает неправильно. Но совесть говорила обратное.
– Это, земляк…
Бармен покосился на него.
– Извини. Устал, наверное.
Тот усмехнулся:
– Хорошо, что не харкнул тебе в стаканы. Ладно, проехали.
Морхольд кивнул и пошел. Проехать проехали, а осадок остался.
Кликман обратил на него внимание, когда до его стола оставалось около метра. Поднял голову, тяжело, пьяно. Снял очки, глянув мутными злыми глазами. Морхольд кивнул ему и сел на стул, придвинув его ногой от ближайшего столика.
И открыл было рот, как в промежность уперлось что-то твердое. Он покосился вниз, уже слыша знакомый звук и понимая, что увидит. Не ошибся.
Звук взводимых курков обреза охотничьей двустволки сложно перепутать с каким-то другим звуком. А вот чувство, когда прямо ему в мошонку смотрели стволы, Морхольд испытывал до этого всего один раз. Надеялся, что больше не испытает. Увы, ошибся.
Кликман дернул губой и прижал стволы сильнее. Морхольд понял, что палец того очень уж сильно дрожит на спуске.
– Беда… – он глянул в глаза Кликману и увидел кроме злобы еще и безразличие. Безразличие к его, Морхольда, жизни.
