– Я Мохаммад ибн-Шарип. А мой отец – амир Джелалуддин Шарип, да примет его шахаду Аллах…
Ильяс знал амира Шарипа, и очень хорошо. Он ушел в Сары-Чин[66] вместе с еще пятью десятками братьев, которые знали, что станут шахидами, но пошли на это для того, чтобы ослабить давление русских на фронт.
Сам Ильяс был в составе военной шуры амиров, когда принималось решение об этом безумном прорыве. Все они понимали, что кто-то из них должен встать и сказать: я пойду и поведу людей. И Шарип встал и сказал…
– Твой отец был уважаемым моджахеддином и амиром моджахеддинов, – сказал Ильяс. – Он стал шахидом на пути Аллаха и каждый из нас, из тех, кто в то время входил в Шуру, мечтал оказаться на его месте. Но прав ли ты, рассчитывая на его заступничество перед Аллахом в час суда? У твоего отца много тех, за кого ему следует заступиться. И о каком джихаде ты говоришь? Я не слышу звука выстрелов, да и на джихаде мы не ели так сытно…
– Ва… – сказал амир Ислам, приходя на помощь тому, кого попросил начать разговор. – Ты отстал от жизни, брат… Джихад меча, который мы вели во имя Аллаха с русистами и прочими кяфирами, далеко в прошлом. Теперь мы ведем другой джихад…
Небольшой пакетик шлепнулся на стол, на нем были три цифры – 999.
– Какая красота, да, брат…
– Они называют это белая смерть! – сказал Мохаммад ибн-Шарип.
– …это и есть наш новый джихад против кяфиров. Джихад, перед которым не устоит ничто…
– Ведь белая смерть дана самим Аллахом, чтобы казнить неверных!
Амир Ильяс тяжело посмотрел в глаза всем собравшимся, затем остановил свой взгляд на Исламе.
– Зачем ты позвал меня, Ислам? Чтобы искусить этим? Чтобы показать, как ты живешь? Думаешь, за деньги можно купить хороший иман? Думаешь, в час Суда деньги откроют тебе дверь в рай? Скорее ими будет вымощена твоя дорога в ад.
Амир Ильяс ткнул пальцем в пакетик.
– И вот этим тоже.
Молчание прервал истошный крик павлина.
– Алим Абу Икрам, – сказал амир Ислам, – считает, что его ученость, которая, кстати, более чем сомнительна, и есть то достоинство, которое оправдает его в глазах Аллаха и откроет перед ним врата рая. Напротив, это его единственное достоинство и больше у него достоинств нет. Сидя за этим столом, ты упрекнул нас в том, что мы ведем джихад не так, как то полагается. Да, частично твой упрек справедлив, но сказал ли ты то же самое алиму Абу Икраму, сидя за его столом? Что ты сказал про его джихад?
– Я не сказал это алиму Абу Икраму, – ответил амир Ильяс, – но скажу сейчас тебе: ты брат Аслана, Насера и Ибрагима, каждый из которых стал шахидом на пути Аллаха в том же походе, в котором был и я, причем Насер принял свою шахаду на моих глазах. И кем бы ты ни был, в моих глазах ты всегда будешь братом Аслана, Насера и Ибрагима, равно как и ты – сыном Джелалуддина Шарипа. В своих делах вы все дадите отчет Аллаху Всевышнему, я же – даже не ученый, чтобы спрашивать с вас или учить чему-то вас. А теперь я покину этот гостеприимный дом, ибо мы сказали друг другу то, что могли сказать. Накормить голодного – поступок, угодный Аллаху, и надеюсь, в час Суда он будет не лишним. Аллаху Акбар…
И с этими словами амир Ильяс встал из-за достархана и пошел к выходу. Моментально за спиной амира Ислама оказался тот самый бородатый, с автоматом в кобуре, он почтительно склонился к амиру Исламу, чтобы тому не приходилось говорить громко.
– Отвези его туда, куда скажет, – сказал амир Ислам, – и продолжайте следить за университетом и за алимом. Если они еще раз встретятся, доложишь мне немедленно.
– Слушаюсь, эфенди…
Бородатый исчез.
– Ты ему веришь? – спросил Абу Мухаммад, прихлебывая чай.
– Я сам себе не верю, – сказал амир Ислам. – Ставки слишком высоки. Мы дали ему понять, что знаем. Посмотрим, что он будет делать.
– Может, убрать его, пока не поздно, – сказал Мохаммад ибн-Шарип. – Я сам мог бы сделать это.
– Тогда Абу Икрам найдет другого. И его мы уже не сможем пригласить за стол…
– Шайтан… их всех мочить надо…
К амиру Исламу подошел еще один слуга, наклонился, что-то прошептал. Тот изящно (так как лишнего веса не имел) встал, кивнул собравшимся.
– Прошу простить. Дела.
За домом, там, где была выстроена вертолетная площадка, на которой стоял новенький вертолет марки «Харбин»[67] в стелс-исполнении, стоял один из людей, которого можно было назвать доверенным лицом амира Ислама. Это был его дальний родственник, и его семья жила в одном из гостевых домов, не выходя за пределы огороженной территории. Только на таких условиях амир Ислам соглашался доверять людям.
Доверенный человек протянул трубку спутникового. Кивнул.
– Ас саляму алейкум.
