Амир Ильяс не мог уснуть.
Он чувствовал, что подорвал веру сына. Поселил в его сердце и его душе червоточину, которая может проявить себя в самый худший момент.
Он растил их чистыми, чувствуя, что и это тоже его вклад в джихад, но теперь, возможно, он сам все испортил.
Молчать? Надо было молчать? Но как молчать?
Они, до того ничего не видевшие, кроме гор и чистой веры, спустятся в Наманган, не смогут не спуститься, им не получится жить в горах всю жизнь. И увидят все это.
Как им не совершить ошибки? А амир Ильяс как никто другой знал, что ошибка бывает смертельной.
Он вспомнил амира Саида аль-Руси. Он был русским… бывшим харбием, принявшим истинную веру и вставшим на джихад. Согласно законам шариата, тот, кто принял ислам, уже по факту этого освобождается от грехов, волей или неволей совершенных ими по джахилии, и даже напоминать мусульманину о том, что он совершил, будучи в состоянии джахилии, считается большим харамом. Но так думали не все.
Они были в разведке, пытались определить безопасный путь к укрепленной базе. Аль-Руси сам повел группу, а они остались на прикрытии, их было двадцать ансаров, и главным среди них был Абу аль-Шишани, чеченец. Он так и не понял, почему аль-Шишани[97] вдруг приказал обстрелять базу… этого ни в коем случае нельзя было делать, пока моджахеды были в поиске. Это он понял только потом… аль-Шишани приказал открыть огонь, чтобы русисты тоже открыли огонь и чтобы в перестрелке погиб амир Саид аль-Руси, такой же моджахед, как и он сам. Согласно шариату, это было страшным преступлением, и, возможно, из-за этого Аллах так тяжко покарал их.
Амир понимал, что, если его сыновья выступят против наркомафиози из Папа, их убьют. Никого не остановит ни страх перед Всевышним, ни то, что отец их сражался на пути Великого джихада вместе с ними.
А еще хуже будет, если его сыновья увидят, как живут в Папе и как живут те, кто принимает деньги от тех, кто живет в Папе и делает всяческий харам, и сами решат жить так.
А может получиться и так…
Как именно, амир не успел додумать, потому что на дворе грохнули выстрелы.
Амир вскочил, он всегда спал в одежде и в обуви, обмываясь только перед намазом, и схватил винтовку, которая лежала рядом. Побежал в коридор… и в этот момент с горы грохнул такой град выстрелов, что он вынужден был залечь. Хвала Аллаху, он выбрался из комнаты… там была стена. Если бы не это, он мог погибнуть в самые первые секунды боя – огонь шел сверху, а крыша не защищала ни от чего.
Грохнул взрыв. Амир опознал РПГ, его взрывов он не слышал со времен Великого джихада. Ударило по ушам, полетели камни.
Амир пополз вперед, прижимая к себе винтовку. В коридоре на всякий случай был автомат, он взял и его, перекрутил через кулак ремень, чтобы тащить за собой.
Когда он выполз на террасу, он увидел Абдаллаха, старшего. Тот лежал, слава Аллаху, прикрытый низкой каменной стенкой – на боку. Увидев отца, он повернул голову – жив…
– Хвала Аллаху, ты жив…
– Отец…
– Молчи…
Амир попытался осмотреть его.
– Отец, они убили Наби, я видел…
Амир подтащил автомат, вручил его сыну.
– Не дай им войти. Не дай им войти, понял?
Абдаллах кивнул:
– С именем Аллаха, отец.
Амир снова пополз в дом. Он понимал, что в горной войне в девяноста процентах случаев побеждает тот, кто окажется выше. Он понимал, что каменные террасы, расположенные выше дома, – неплохое укрытие для стрелков, и если на дом произойдет нападение, скорее всего оно пойдет именно оттуда, ни один полевой командир не откажется занять господствующую позицию, да еще и укрепленную, почти что с баррикадами. Он приготовил сюрприз… но до него еще надо было добраться…
Шквальный огонь сменился пульсирующим ритмом одиночных выстрелов. Все правильно. Моджахед в горах обычно носит два-три рожка, не считая того, что кормит его автомат. Они считают, что подавили сопротивление, теперь одни останутся наверху, другие пойдут на штурм.
В нужном месте амир разгреб землю. Это было что-то вроде ямы, но там стоял аккумулятор и торчали провода, сплетенные между собой. Амир подсоединил одно из клейм, с именем Аллаха взялся за другое.
– Бисмиллахи!
Сначала он подумал, что ничего не произошло. Но это было только секунду, а потом рокочущий гул взрывов и стук камней заглушили даже
