– Жив…
– Говорили – уехал.
– В Великобританию….
– М-м-м…
Реакция понятная. У нас Великобритания считается убежищем для беглых олигархов. Сейчас они, кстати, все в Латинскую Америку переместились… да и там неспокойно. Наш лучший друг Уго Чавес надавал венесуэльских паспортов всякой мрази, обиженным и угнетенным, в том числе с Ближнего Востока. Через Венесуэлу до тридцати тысяч бородатых на континент въехало[98]. Так что… беги не беги, а жизнь тебя догонит. Разве только остров необитаемый купить.
– Я тем же самым занимаюсь. Борьба с пиратством, охрана.
– А здесь как?
– С божьей помощью…
Клёст промолчал.
– Помощь мне нужна, Клёст.
– Где?
– Там.
…
– Только не говори, что не знаешь. Не ври. Про орден Архистратига Михаила я знаю. Про ваше послушание тоже.
…
– Патриарх, интересно, знает?
Последний вопрос я задал, конечно же, зря, но из песни слов не выкинешь.
– Господь знает.
Как и все организации, Церковь нуждалась в защите. Как и все организации, Церковь хотела быть защитой и опорой для своих прихожан.
Я не знаю, когда это началось. Скорее всего в Украине, когда озверевшие от безнаказанности и крови боевики решили истребить всех русских, до которых могли дотянуться. Государству, как обычно, это было до… дверцы, а вот Церковь уже подошла к тому пределу, когда надо было выбирать: или – или. Тем более что на Украине была своя, поместная церковь… впрочем, о плохом не надо думать.
Так начала возрождаться традиция монахов-воинов. А она в России была, не только в Японии или Китае. Хан Батый не мог взять Козельск семь недель – не потому ли, что рядом был монастырь? А Пересвет, сразивший татарского богатыря Челубея, ведь он был монахом, верно? Да чего там говорить…
И Клёст, снайпер спецназа, на счету которого больше пятисот пораженных целей, стал батюшкой, воцерковился. Но дело свое не прекратил. Именно через него я мог выйти на тайные церковные структуры, занимающиеся разведкой и разложением халифата изнутри. Больше у меня контактов не было.
– Зачем тебе помощь? Сам сделать не сможешь?
– Не смогу. Разве что с божьей помощью.
– Не богохульствуй.
– Я и не богохульствую. Я один. Их – под миллиард. И за ними – религия, которая позволила им покорить половину мира. Они это знают и понимают. Что я им смогу предложить взамен этого?
…
– А если не смогу, мне просто придется их убивать. И сколько я смогу убить, прежде чем убьют меня?
…
– Я много думал, Клёст. О том, что с нами случилось. Сейчас многие говорят – бог покинул нас, но это неправда. Это мы отказались от бога и покинули его. Я думаю о тех днях… последних днях, когда казалось, что уже все. Помнишь, как мы с тобой выбирались к аэропорту? Что ты тогда думал, вспомни?
– Ничего я тогда не думал.
– А я думал. Я думал, почему это происходит с нами? За что нам такое? Тогда я не понимал.
– А сейчас понял?
– Понял. Понял, Клёст, понял. Как ты думаешь, если бы мы не начали поливать их химией, травить, как тараканов, как быстро они дошли бы до Москвы?
…
– Очень быстро. Думаю, и месяца бы не прошло. И ведь они не нацисты с танками, с самолетами. Так, отмороженное на всю голову стадо. Но они дошли бы. Истинный крест, дошли бы, и сопротивления почти не было бы. А почему?
…
– Потому что мы стали другими. Раньше мы были как единый монолит. Нас спаивали единая вера и чувство принадлежности к миру, к единому и