Амир Нурмухаммед опечалился и даже перестал есть.
– Я знаю, брат. Я много раз думал об этом – Алим имеет слишком большое влияние в Кабуле. Аллах свидетель, до того, как это все началось, мы были и на десятую часть не так религиозны, как сейчас? Каждую пятницу я вижу толпы около мечетей и вынужден уезжать из города, чтобы не привлекать внимания. Но что делать? Убить алима?
– Сделав так, ты сделаешь большую глупость. Даже если ты убьешь его, пришлют другого, и все…
– Но что делать, брат?
– Убей его не на земле, но в сердцах и душах людей. Они считают тебя преступником?
– Наверное, считают.
– Тогда сделай так, чтобы преступниками считали их. Народ живет плохо, и время от времени ему надо объяснять, почему он плохо живет. Тот, кто объяснит первым, не только останется в живых, но и упрочит свое положение.
Амир Нурмухаммед внимательно слушал, он уже давно привык слушать своего покупателя – крупнооптовика с Севера, несмотря на то что в нем была кяфирская кровь и образование кяфира. Он был умнее.
– Ты много платишь закята?
Амир Нурмухаммед тяжело вздохнул.
– Стараюсь поменьше.
– Старайся дальше. Но не брезгуй подарками. Пусть алим живет не только, как вы, амиры, но и лучше вас. Преподнеси ему подарок. Машину. Только очень дорогую машину. «Роллс-Ройс».
– О Аллах…
– Нет, «Роллс-Ройс» не подойдет. Он может понять, что ты задумал. На чем сам ты ездишь по городу?
– На «Кадиллаке».
– Вот подари ему «Кадиллак». Хороший, дорогой «Кадиллак». Прояви уважение, и пусть он показывается в городе на той же машине, что и ты.
– Это будет непросто. Его надо будет везти из Китая[101].
– Привези. Это не так сложно, нужно просто потратиться. Но так ты вкладываешь в свое будущее.
– Я понял, брат. А что потом? Нанять пуштунов, чтобы те убили его?
Амир Ислам покачал головой.
– Ты так ничего и не понял. Убей его в глазах Аллаха. Убей его в сердцах людей. И потом. Кто сказал, что тот человек из пуштунов, к кому ты обратишься и попросишь убить алима, не пойдет к алиму, не расскажет обо всем, а потом то же самое не повторит перед людьми после пятничного намаза. Долго ли ты проживешь после этого?
Нурмухаммед скрипнул зубами.
– Твоя правда, брат…
…
– И что же делать?
– Объясни людям, почему они живут плохо.
– Но как?!
– О Аллах, да как раньше объясняли. Помнишь, в Пакистане – каждый был уверен в том, что в его бедах виновата Индия. И Америка. Америка всегда и во всем виновата – очень удобно.
– Но Америки больше нет, альхамдулиллях!
– И что? Пусти слух о том, что Афганистан мало зарабатывает, потому что перекупщики подняли цену на товар.
– Но это значит… обвинить тебя.
– Да. И что?
– Но они будут в ярости, брат!
– И что с того? Что мне с их ярости? Ты видел, как я живу? Что мне их ярость? Чем она мне навредит?
– Ты слишком легко относишься к мести пуштунов, брат. Она смертельна. В Афганистане говорили: опасайся клыков собаки, яда кобры и мести афганца. Они попробуют убить тебя.
– Убить меня? Ну, не так-то и плохо. Может, и попробуют. А чтобы не гадать, попробуют или нет, ты предложи им убить меня первым. Скажи, что надо убить меня, прежде чем они скажут это и начнут действовать.
Амир Нурмухаммед покачал головой.
– Аллах свидетель, ты очень умный, брат, но я никогда до конца не понимал тебя. Ты хочешь, чтобы я предложил им убить тебя?
– Да.
