которая неминуемо будет удовлетворена. И им впервые ничто не мешало.
Уже под утро белый резким прыжком преградил самке путь, оскалив пасть и зарычав на нее. Бурая испуганно припала к земле, повизгивая и пытаясь понять, отчего внезапно изменилось поведение волка. В его рыке чувствовались повеление, приказ, воля сильнейшего. Он настаивал на… прощании! Бурая не могла не подчиниться, пусть и с неохотой, но уступая сознание человеку.
Поляну на миг озарили две вспышки, и вот уже на ней пара обнаженных молодых людей — Лена и Андрей.
— Мы же не вернулись? — удивленно оглянувшись, тихо произнесла я. — Почему волчица отступила?
— Нет, — подтвердил Добровольский и, шагнув ближе, обхватил за талию. — Но твоя бурая до предела взбудоражила моего волка. А тело у нас одно. И лучше тебе узнать об этом не в непосредственной близости нескольких медведей.
О да! На что намекал Андрей, я поняла, когда почувствовала его возбуждение. И сама нервно подрагивала от схожих эмоций. Животная сущность, полная луна и захлестывавшие инстинкты давали о себе знать в полной мере.
Сейчас я и в самом деле меньше всего желала оказаться рядом с другими оборотнями. Присутствовало ощущение, что совсем скоро волчья суть даст о себе знать, подчинив инстинктам. А они требовали одного — заполучить белого. И его генофонд.
Животным чужда романтика, все до банального практично. Но будучи людьми, мы с Андреем смотрели на близость несколько иначе. Я так точно!
— Мы уже пробовали этот способ в прошлый раз. Ни к чему хорошему это не привело, — задыхаясь от желания, жадно втягивая в себя аромат Андрея, прижималась я к его телу. Сил не было противостоять этому притяжению.
Решила же, что больше ему не поддамся! Боролась больше с собой. Материнство для меня невозможно, а значит, я не имею права допустить зачатие. Сейчас нет возможности обезопасить себя от подобного исхода.
Но как же трудно противостоять собственному желанию! Дикой, алчной и всеобъемлющей потребности стать с ним единым целым. Со своим волком!
«Нельзя!» — не осознавая, что уже отвечаю на прикосновения мужских рук ответными объятиями, исступленно твердила себе.
— Не думай об этом, у меня все под контролем, — в перерывах между поцелуями выдохнул Добровольский.
Мы, ошалев от собственных потребностей, ведомые животными инстинктами и безумной страстью, буквально набросились друг на друга. Пара молодых людей в лунном свете на берегу озера, отражающего их силуэты. И вокруг ковер из душистого вереска, что в серебристом свете ночи смотрелся сказочно. Освежающий ветерок, обдававший наши тела и игравший с моими волосами. Шепот ночного леса и тихий лепет волн. Все вокруг словно взывало к уединению, призывая нас раствориться в этой красоте, забыв обо всем. Раствориться друг в друге.
И сколько можно бороться с собой? Противоборство человеческой и звериной сущностей невозможно. Мы оборотни и в сути своей едины. И я не могу не следовать желаниям и инстинктивным решениям своего зверя.
«Столько убегала от себя, чтобы признать это!» — мысль была грустной, но принесла облегчение.
Этим можно оправдать собственную необъяснимую тягу к этому мужчине. Мужчине, который совершенно не ценит меня.
— Хорошо, — смирившись, шепнула прямо в губы Андрея.
Не самке быть ведущей в паре, тем более в паре с альфой. И тем более если моя волчица такая слабая. Мой удел — подчинение ему?..
Где-то глубоко в душе отчаянно хотелось крикнуть — нет! Но… моя бурая тут же яростно зарычала на меня, требуя не мешать ей и ее волку!
Закрыв глаза, сдалась, позволив белому плавно увлечь меня на ковер из пахучей, посеребренной светом луны, травы.
«Мы снова ищем спасения в объятиях друг друга, надеясь избежать серьезных последствий грядущей течки!»
Впрочем, в прошлый раз помогло…
А так, глядишь, и до конца трехмесячного срока, предусмотренного договором, дойдет. А там — свобода!
Пусть попробует заставить, когда меня не будут связывать принятые на себя обязательства.
И Андрей прав. Сейчас важно сосредоточиться на том, чтобы перехитрить волчий инстинкт продолжения рода. Все это безумие, охватывающее нас при виде друг друга, лишь его следствие. Буду отчаянно в это верить, иначе… мой плен будет вечным!
Плен его рук, его тела, его аромата, тех чувств и эмоций, что вызывало в душе каждое прикосновение Добровольского, каждое его движение.
Шума леса и воды я больше не слышала, все заглушили мои собственные стоны. Наши тела горели от жара страсти и стремительности движений. Чувственный восторг кружил голову — только на близость его тела моя кожа реагировала, казалось, каждой клеточкой и максимально остро. Отзываясь волной удовольствия на легчайшее касание, на любой укус, на чувствительное трение.
Голод, что гнал нас навстречу друг другу, все нарастал. Сейчас не нужны были томительные прелюдии и долгие ласки. Нам нестерпимо необходимо было лишь одно — сам процесс соития, абсолютная близость. Возможность выплеснуть ту бурю эмоций, что бушевала в душах, избавиться от бурлящей в венах энергии, что толкала нас на безумства.
Едва упав на траву, мы почти сразу рванулись навстречу друг другу, сливаясь в единое целое.
Шепот… стоны… рваные вздохи…
